Но от допроса к допросу совершались сдвиги. С лица Мезиса исчезла алкогольная одутловатость, оно постепенно пробуждалось, появилась мимика, отражавшая проблески сознания и эмоций. Прежде гладкая и монотонная речь его начала спотыкаться на подробностях. Не из желания утаить. Следя за ним на экране, вы физически ощущали, как он заново (и по-новому) переживает эти подробности — и утрачивает равнодушие. И обретает способность чувствовать, страдать, раскаиваться. В нем просыпался человек. Теперь его правдивость невольно подкупала, и тон Раупса делался иным не только «ради кино»…
— Красовский утверждает, что у него не было намерения убить Карпова и что это сделали вы по своей инициативе. Так ли это?
Мезис недоверчиво вскинул глаза.
— Нет. Это не так…
Повисла пауза. Мезис переваривал услышанное и недоуменно:
— Зачем же тогда вилами… — и опять пауза, и те страшные мгновения словно вновь протекли здесь, в кабинете следователя. — Зачем вилами колоть его в грудь… несколько раз?
— А кто колол?
— Николай колол. И я колол.
— Значит, заранее у вас была договоренность убить шофера такси?
— Ну конечно. А то, что Красовский говорит, что мы не собирались его убивать, — это ложь.
— Как вы думаете, почему он так ведет себя, почему сваливает на вас вину?
— Почему?.. Не знаю… я удивляюсь этому… Может быть, потому, что ничего не получилось?..
— Вы дружили с Красовским?
— Да, — помолчал и уточнил, — то есть мне казалось.
По лицу Раупса скользнула тень сожаления.
— Он был для вас авторитетом?
Конечно был, еще бы! Лет на пять старше и несравненно хитроумнее, Красовский бесспорно подчинил Мезиса своему влиянию и увлек перспективой сказочного богатства.
— Вы доверяли суждениям Красовского? — повторил Раупс, видоизменив формулировку.
Так естественно было ухватиться за возможность хоть чем-то оправдать себя: да, поддался влиянию Красовского, он втянул, соблазнил. И это не противоречило бы истине. Но Мезис уловил скрытый смысл вопроса и не принял «подсказки» следователя.
— Винить некого. Только себя, — ответил он после тяжкого раздумья.
Судьба Мезиса до ужаса проста и примитивна. Мы и рады бы проанализировать его психологию, определить этапы деградации личности, но в этом просто нужды нет — весь путь Владимира Мезиса к преступлению чуть ли не целиком укладывается в один глагол «Пил». Непрерывно пил с детства и до того дня, как взял в руки вилы.
По-настоящему он протрезвел только за решеткой. И тут в голове его медленно заворочались мысли. О жизни. О смерти. О том, что он человек. И о том, почему поступил бесчеловечно…
И вот с одной стороны был Инар Карпов. Его дети, жена, мать. Трагедия. С другой — Владимир Мезис. Тоже трагедия. Конечно, трагедии несравнимые, несопоставимые, спору нет. И все-таки!.. Сколько бы мы ни твердили себе, что Мезис злодей, убийца, все равно его было жаль. Возможно, кого-то это удивит, даже разгневает. Но кто-то и поймет нас, прочтя выдержки из последних допросов Мезиса и Красовского.
— Как вы полагаете, почему Красовский выбрал в сообщники именно вас?
— Ну… все-таки он у нас бывал… Видимо, доверял мне…
— Красовский, почему вы выбрали в соучастники Мезиса?
— Я хотел один на это дело решиться… Как раз уже решил… Собственно говоря, не решился, а так у меня мысли крутились. Потом смотрю, он что-то так, не работает, от милиции скрывается. В смысле, не скрывается, но так… Да просто я его мало знал и, как говорится, знал, что он на все способен, что ли, или как бы выразиться…
— Мало знали, но знали, что на все способен… Откуда у вас такая жестокость, с которой вы убивали Карпова?
Вопрос не задевает Красовского даже «по касательной».
— Ну… это все стихийно, случайно получилось. Вот. И невольно. Так я это подразумевал. Так…
— Объясните, Мезис, откуда у вас та жестокость, с которой вы убивали Карпова?
Мезис молчит. Долго молчит, весь ушел в себя. И вдруг, подняв глаза, как открытие:
— Все-таки не так просто убить человека… Как я себя знаю, я жестокостью никогда не отличался. Я отличаюсь жестокостью, только когда в пьяном состоянии. Но и тут до такой степени никогда… — Сухое подавленное рыдание. Тут, видно, капля за каплей, конечно, и набралось… Не могу объяснить… Эти пьянки. Да, наверно, пьянки.
— Что вы можете сказать о Красовском?
— Интересный человек был…
— Почему вы говорите «был»?
Что тут ответишь? «Потому что его скоро расстреляют, и меня тоже»? Язык не поворачивается. Мезис говорит другое, на горькой и звонкой ноте:
— Я тоже, может, был интересный человек!..
— Как вы можете охарактеризовать Мезиса?
Бегающие глазки Красовского останавливаются, он смотрит в сторону (не ведал, что прямо в объектив), и взгляд приобретает высокомерное выражение.
— Как охарактеризовать? Что для дома, для родины, как говорится, для людей полезного, мне кажется, он ничего не приносил и не принес бы. Так кажется. Это я всю жизнь работал фактически…
— Красовский говорит, что вы не могли для людей и для родины ничего дать и не дали.
Мезис напрягается, словно превозмогая боль. Согласиться, что ты с рождения, изначально не был способен ни на что доброе?