Хроника расстрелянных островов

Пока командир батареи вместе с краснофлотцами ломал приборы и механизмы на втором и третьем орудиях, Карпенко прошел в свой чудом уцелевший от бомбардировки дом. Возле двери он заметил девушку и, всмотревшись, узнал дочь старого рыбака Кааля.

— Мария? Откуда ты?

— Оттуда. — Мария показала рукой в сторону перешейка. — Отец послал. Немцы на Кюбассар идут.

— Как же ты пробралась?! — удивился Карпенко.

— Я здесь родилась. Каждую тропинку знаю, — ответила девушка и рассказала о заслонах немцев на пути к полуострову.

— На карте ты можешь показать? — спросил Карпенко, но девушка отрицательно покачала головой.

— На дороге немцы стоят. На хуторе. На опушке леса. Возле сарая тоже. Сама видела. Много их. Очень, очень много. Отец сказал: предупредить надо. Он партизаном будет…

Дорогу от батареи до Ориссаре Карпенко знал хорошо. На своем стареньком мотоцикле он часто ездил туда. И все же со слов Марии было трудно понять, где находятся немцы. Может быть, девушка сумеет вывести батарейцев из окружения? Но пока она шла, немцы, без сомнения, передвинулись. Значит, это риск и для Марии. Одна она может проскользнуть незамеченной мимо вражеских заслонов, но вся батарея…

— Спасибо тебе, Мария, — пожал Карпенко руку девушке. — Отцу тоже передай спасибо. И матери, конечно. Для нас это очень важно, очень. А сейчас беги обратно.

— А вы?

Карпенко промолчал. Потом спросил озабоченно:

— Проскочишь?

— Надо проскочить. Отец ждет, — ответила Мария.

Карпенко проводил ее до опушки, еще раз пожал девушке руку и вернулся на батарею.

Поздно вечером к развалинам казармы — месту сбора артиллеристов — стали подходить краснофлотцы. Измученные, они валились на траву, ожидая остальных товарищей. Отсюда они все пойдут в последний бой. Песков пересчитал раненых; многие еще не пришли, хотя он предупредил всех, кто мог двигаться. Вспомнил о тяжелораненом командире зенитной установки, побежал на косу. Перебинтованный Байсулитов с закрытыми глазами лежал возле своего разбитого пулемета.

— Я сейчас вернусь с носилками. Пойдешь с нами, слышишь? Мы тебя не оставим, — сказал Песков.

— Не надо, — слабым голосом остановил его Байсулитов. — Останусь тут… Мешать не хочу товарищам.

— Что ты мелешь! Разве мы тебя оставим? — наклонился Песков. — На спине, если хочешь, понесу тебя, слышишь? Я же здоровый…

Байсулитов замотал головой:

— Дай гранаты. Фашистов бить буду. Письмо домой посылай. — Байсулитов протянул смятый исписанный лист бумаги.

— Сам еще перешлешь, — отстранил его руку Песков. — Лежи спокойно. Я сейчас позову краснофлотцев с носилками.

Он побежал к месту сбора. Байсулитов что-то прокричал ему вслед, но Песков не расслышал. Он бежал напрямик, через кусты. Когда сзади вдруг раздался взрыв гранаты, он в страхе обернулся. Раскинув руки, командир зенитной установки лежал мертвый. В стороне виднелось присыпанное землей письмо к матери.

Вернулся Песков к развалинам казармы, когда почти все уже были в сборе. Мельниченко и старшина батареи отбирали ценные документы и укладывали их в сейф, чтоб перед уходом зарыть в землю. Карпенко сидел возле рации, стиснув голову руками, и, казалось, дремал. Песков подсел к нему и рассказал о Байсулитове.

— Хороший был краснофлотец, — вздохнул Карпенко и еще ниже опустил голову.

В его памяти возникли образы погибших в боях батарейцев, события недавнего сражения…

Карпенко встал. Подойдя к Мельниченко, спросил:

— Все собрались? Пора выступать.

— Кажется, все… Кроме первого орудия.

— Военфельдшера нет, — подсказал Песков.

— Сбегайте-ка за ним, — послал Мельниченко санитара.

Песков быстро добежал до землянки санчасти, толкнул рукой дверь, но она оказалась закрытой. Торопливо постучал кулаком, за дверью послышался стук, должно быть упал стул, и на пороге появился начпрод. Широко расставив ноги и покачиваясь, старшина загородил своим грузным телом вход в землянку.

— Чего тебе? — дохнул он винным перегаром в лицо опешившему Пескову.

— Все уже собрались. Ждут вас…

— Мы не пойдем. Мы останемся здесь, — отрезал начпрод, намереваясь закрыть дверь.

— Оставайся с нами, Песков, — услышал санитар голос военфельдшера. — Немцы — гуманные люди…

Песков не дослушал военфельдшера. Он сорвался с места и помчался к казарме. Запыхавшись, он сбивчиво рассказал о случившемся Карпенко и Мельниченко.

— Теперь повторите еще раз, — приказал Карпенко. — Для общего суда.

Песков дословно передал товарищам свой разговор с начпродом и военфельдшером. Это известие настолько ошеломило артиллеристов, что первые несколько секунд никто из них не мог произнести ни слова. Потом вдруг, как по команде, заговорили все разом, повскакали с мест и плотным кольцом окружили Карпенко.

— От трусости до предательства один шаг? — выкрикнул Дубровский.

— Не место таким среди нас! К стенке их! — решительно сказал Божко.

— Согласен, товарищи! — поднял руку Карпенко и, когда артиллеристы стихли, повернулся к Пескову, твердым голосом сказал: — Слышали мнение батареи? Приказываю… расстрелять трусов и предателей как изменников Родины.

— Правильно! — не выдержал Кудрявцев.