Хроника расстрелянных островов

Стали обходить огневые точки. Карпенко шел сзади и подробно расспрашивал о прошедшем бое. Букоткин говорил тихо, с большими паузами. Мешала повязка на лице. При упоминании фамилий погибших Карпенко качал головой. Всех их он хорошо знал с первого дня существования 43-й батареи.

— А кто отличился в бою? — помолчав, спросил он.

— Труднее ответить, кто не отличился, — сказал Букоткин.

Над перешейком показались два «юнкерса».

— Летят. Сейчас будут бомбить. А потом снова пойдут в атаку, — устало сказал Карпенко.

Букоткин повернул к дзоту, где находился станковый пулемет. Не дойдя до укрытия, он увидел, как от головного «юнкерса» стали отделяться точки. Казалось, бомбы надают прямо на них, но взрывы послышались сзади. Букоткин ускорил шаги, но, потеряв равновесие, упал. Глухой взрыв потряс воздух.

«Что с комиссаром?» — подумал он, с трудом приподнимая голову. Из земли торчали лишь рука и голова Карпенко. Комиссар, отфыркиваясь, старался высвободиться. К месту взрыва бежал Кудрявцев. Быстро работая руками, он разгреб землю и помог Карпенко подняться.

— Ты ранен? — испуганно спросил комиссара Букоткин.

— Кажется, нет, пронесло. А тебя не задело?

— Отделался легким испугом, — пошутил Букоткин, радуясь благополучному исходу.

Карпенко отозвал в сторону Кудрявцева и тихо сказал:

— Будете находиться с командиром батареи. Следите за ним. Отвечаете за него головой. Поняли меня?

— Все понятно, товарищ старший политрук, — заверил Кудрявцев. — Все, что в моих силах, сделаю.

Карпенко подошел к Букоткину.

— Кудрявцев будет находиться всегда с тобой, — сказал он и, видя, что Букоткин хочет возразить, добавил: — И не возражай, Василий Георгиевич.

На батарею с перешейка Букоткин уехал вместе с Кудрявцевым. У камбуза, возле того места, где раньше красовалась цветочная клумба, а теперь лежала вспаханная земля, в ожидании обеда на скамейке сидели краснофлотцы. Дубровский хлопотал за плитой. Его белый поварской колпак то и дело показывался в окне.

— Садитесь, садитесь, товарищи. О чем речь ведете? — спросил Букоткин командира зенитной установки Байсулитова, который сидел с забинтованной левой рукой.

— Совсем мирный разговор ведем, — ответил Байсулитов. — Наш главный санитар Песков свой тайна рассказал. Конец войне — большая работа в Сибири будет.

— А вы кем бы хотели быть после войны?

Байсулитов, не ожидая такого вопроса, растерялся:

— Моя… моя трактором управлять учиться будет…

Из окна камбуза по пояс высунулся Дубровский. Лицо кока раскраснелось, на лбу выступили капельки пота.

— А я вот выбрал самую скромную профессию, — вмешался он в разговор. — Пойду по стопам отца и деда. Они у меня садовники. Отец даже с Мичуриным был лично знаком…

Слушая непринужденный разговор краснофлотцев, Букоткин невольно вспомнил утренний бой. Ведь только полтора часа назад не на жизнь, а на смерть они дрались с врагами, не думая о собственной безопасности, и победили. А сейчас вот спокойно беседуют друг с другом, строят планы на будущее, верят в свою победу. Иначе разве бы стали говорить о том, чем хотят заняться, когда закончится война!

После обеда Букоткин направился к радисту. Яценко сидел на земле под молодым дубом и копался в разобранной радиостанции. Сбоку на разложенном брезенте лежали радиолампы, провода, инструменты.

— Есть надежда отремонтировать рацию? — спросил Букоткин.

— Есть, товарищ командир, только не скоро, — ответил Яценко.

Букоткин молча постоял около радиста, наблюдая за его сноровистой работой, потом зашел с противоположной стороны дуба и опустился на мягкую траву. Стянутое бинтами тело разламывало от усталости и неутихающей боли. Положив голову на свернутый бушлат, заботливо пододвинутый Кудрявцевым, он незаметно задремал.

Очнулся от легкого прикосновения руки Кудрявцева. У дуба стоял мокрый от быстрого бега краснофлотец Божко.

— Товарищ командир, старший политрук Карпенко просит прислать патроны. У нас кончаются, а фашисты все лезут и лезут. Только побыстрее бы, — сказал он.

Букоткин сел, опершись здоровой рукой о землю.

— Сейчас отправим. Привезем на машине. Передайте это старшему политруку, — сказал он, а когда Божко скрылся в кустах, приказал Кудрявцеву взять у лейтенанта Мельниченко машину и краснофлотцев и отвезти патроны на перешеек.

— А с вами кто же будет? Старший политрук мне строго-настрого наказал не оставлять вас, — забеспокоился Кудрявцев.

— Ничего со мной не случится. Побуду пока с Яценко, дождусь вас здесь. Поезжайте.

Кудрявцев ворчливо проговорил что-то невнятное, поправил сбившийся бушлат и, махнув рукой, побежал к машине. По дороге он завернул на камбуз.

— У меня к тебе просьба, — сказал он Дубровскому. — Сейчас еду на перешеек… с патронами. Оставляю на тебя комбата. Он там, с Яценко. Последи за ним. Сам знаешь…

Когда Кудрявцев вернулся, Дубровский помогал радисту.

— Теперь можешь идти, я буду здесь сам, — сказал ему Кудрявцев.

Услышав голос Кудрявцева, Букоткин открыл глаза и привстал:

— Ну как?

— Все в порядке, товарищ старший лейтенант. Патроны доставил вовремя, — доложил Кудрявцев и потом добавил: — Бьют там наши фашистских десантников вовсю.