Хроника рядового разведчика. Фронтовая разведка в годы Великой Отечественной войны. 1943–1945 гг.

В женском умении любить человека, сопереживать раненым был тоже один из ключиков, вызывающих уважение к ней. Она пыталась ходить с нами на задания, но мы этому противились и часто, когда сами уползали к немецким позициям, ее оставляли в первой траншее или окопах боевого охранения. Не хотели, чтобы на наших глазах вражий металл рвал молодое девичье тело. Мы гордились и радовались, что за всю войну в роте ни с одной из наших сестричек этого не произошло.

В конце 1943 года дивизия вела тяжелые, кровопролитные бои на подступах к Кривому Рогу, а нам довольно долго не удавалось взять «языка», на чем так настаивало командование. Практически мы каждую ночь уходили в поиск, но все безрезультатно. На переднем крае дневали и ночевали. К этому времени по приказу командования Оля была откомандирована от нас и направлена в стрелковую роту. Когда мы оказывались в расположении батальона, в котором служила Оля, она неведомыми путями узнавала об этом и разыскивала нас. Обе стороны искренне радовались таким встречам, как встречам самых близких и искренних друзей. Иногда она приглашала к себе в землянку, и тогда нам удавалось «помаслить глаза» медицинским спиртом.

Одна из таких незапланированных встреч произошла поздней осенью. Внешне Оля выглядела такой же живой и общительной, но в ее поведении проглядывала, давала о себе знать какая-то скованность, да в глазах затаилось что-то незнакомое, чего не передать словами. А потом, когда мы собирались расстаться и разговор стал затухать, она вдруг расплакалась. Это было для нас ново и никак не вязалось с ее натурой, какой мы ее знали. Наконец, она успокоилась и, взяв с нас обещание молчать, поведала довольно непростую историю:

— ...Несколько дней назад была разведка боем. В ней участвовала и наша стрелковая рота.

Разведка проводилась в первой половине ночи. Ветер, дождь. Бой сложился неудачно. Вернулись ни с чем. Эвакуировав в тыл раненых, я зашла в землянку командира роты. Его в ней не оказалось. Какое-то тяжелое предчувствие овладело мной. Я обращалась к одному, к другому солдату — никто не знал, где ротный. Наконец, прояснилось. В критический момент боя, чтобы выправить положение, ротный, собрав несколько бойцов, пытался личным примером увлечь солдат в атаку, и бойцы видели, как он упал, не добежав с полсотни метров до вражеских траншей. Бойцы под убийственным огнем залегли, а потом стали отползать. Лейтенант остался там. Мысль — раненому нужна помощь — обожгла меня. Я решила разыскать и вынести его. Но как? С кем вынести? Да и где он лежит на нейтралке? Полоса-то велика. Я просила, упрашивала солдат ползти со мной, найти и вынести командира. Но увы! Я умоляла их, я готова была стать на колени, но идти со мной никто не согласился.

Оставшийся в живых из всех офицеров, один из взводных, боясь ответственности, не хотел отдать приказ, так как ясно представлял, что посылать придется на верную смерть. Да у него и не было уверенности, что в такую слякотную погоду ротного удастся не только вынести, но даже найти. Тогда я решилась идти одна. Вы понимаете — одна! Разве отпустили бы вы меня одну? Да и разве бросили своего товарища? Как ни грустно, а здесь так произошло. А время бежит. И я начала действовать. Достала из сумки несколько индивидуальных пакетов и затолкала их за борт телогрейки. Взяла в одну руку «лимонку», потом, как учили вы, отогнула кончики «усиков» предохранительной чеки, в другую руку взяла пистолет и выбралась из траншеи...

Сделав паузу и протерев глаза платочком, она продолжала:

— Уже за полночь. Темень. Холодный дождь льет как из ведра. Напряженность боя хоть и стихла, но по-прежнему мины с грохотом толкут землю. Над самой головой проносятся светлячки трассирующих пуль. Над немецкими траншеями всполохами взлетают осветительные ракеты. Полежала, осмотрелась и поползла. Признаюсь, ребята, было жутко и страшно, но я поползла. А ползти тяжело. Почву развезло, не ползу, а плыву, барахтаясь в месиве раскисшего чернозема. В сапогах хлюпает вода, руки в грязи. Каждый метр преодолевала с трудом, но ползла. Слезы душили, захлебываясь ими, ползла...

— Как же ты решилась ползти одна? Как решилась? — спросил Иван Пратасюк и осуждающе покачал головой.

— Я санинструктор, Ваня. Спасать солдат — мой долг.