По пути к переднему краю забегаем на пункт боепитания батальона, где добросовестно запасаемся гранатами, и по ходу сообщения пробираемся на КП батальона. Здесь узнаем, что проведение операции возложено на заместителя командира батальона старшего лейтенанта И. Т. Севрикова — Героя Советского Союза, который в это время находился в передней траншее, что в бою примет участие стрелковая рота, усиленная взводом автоматчиков батальона, саперы и разведчики полка, отделение саперов из инженерного батальона и, наконец, мы — от роты разведчиков дивизии. В общем, к предстоящей операции на сегодня планировалось привлечь около ста двадцати человек. Наступление намечалось на участке протяженностью по фронту 300–350 метров. Артиллерийское обеспечение атаки возлагалось на дивизион нашего 197-го артполка, две минометные роты, дивизион приданного легкоартиллерийского полка и батарею полковых минометов.
— Вот это да! — удивленно выпалил Саша Рыжков, и мы понимали его радость. Ведь совсем недавно при разведке боем нас поддерживали одна-две батареи, которым отпускалось по нескольку снарядов на ствол. Мы возмущались такой «поддержкой» и сходились на мнении — лучше бы такой артподготовки вообще не проводили. Но в той обстановке мы были «карандашами» и к мнению разведчиков, не первый раз участвующих в разведке боем, никто серьезно не прислушивался. Да что говорить о нас, солдатах, коль штабные офицеры игнорировали мнение нижестоящих командиров стрелковых подразделений. Поэтому-то услышанное на КП батальона на этот раз превзошло все наши ожидания. Мы понимали, что тыл, недосыпая и недоедая, увеличивал поставки фронту всего необходимого для достижения победы над ненавистным врагом. В общем, на КП обстановка прояснилась. Наш ротный остается здесь, а мы, пожелав друг другу удачи, расстаемся и по глубокому и извилистому ходу сообщения направляемся к передней траншее, до которой теперь рукой подать.
Вокруг затаилась настороженная, трепетная тишина, что говорило о близости противника. При подходе к передней траншее встретились со старшим лейтенантом Севриковым, с которым я познакомился еще на Курской дуге. И не раз еще судьба сводила меня с ним — и при форсировании Днепра, и в жестоких боях по расширению плацдарма. Родом он был с далекого Алтая. Его ценили офицеры, уважали солдаты. Коренастый крепыш был человеком общительным, за словом в карман не лез.
Докладываю ему как командиру, ответственному за проведение операции, о своем плане. Во время боя разведчики не находятся в подчинении пехотных офицеров, если на то нет специального приказа. Однако мы всегда информировали их о своих планах и согласовывали свои действия с учетом общего замысла операции. Это помогало нам во время боя теснее чувствовать локоть друг друга.
Выслушав доклад и дав «добро», замкомбат на мгновение задумался, потом пристально посмотрел на нас и добавил, что он с нашей группой пройдет на правый фланг роты. По дороге пояснил, что накануне вечером был ранен командир взвода и его обязанности исполняет сержант из прибывшего днями пополнения. Я понял, что он обеспокоен судьбой взвода.
Старший лейтенант шел впереди, мы за ним: я, Федя Ковальков, Саша Рыжков и двое новеньких — небольшого роста, подвижный и худенький Сергей Хухров и горбоносый, губастый, с цепким взглядом темных, как миндалины, глаз Худовердий. Правда, новенькими их не назовешь. К нам они оба пришли по спецнабору, проведенному лично начальником разведки дивизии майором Матвеевым, из полков, где зарекомендовали себя смелыми и отважными бойцами, выразившими согласие перейти в разведроту. Сергей был ефрейтором, а мы трое — рядовыми.
Вот мы и на правом фланге. После доклада сержанта старший лейтенант, обращаясь к подошедшим пехотинцам, указал на меня:
— Это командир разведгруппы. С этого момента он командир вашего взвода. А ты, сержант, помкомвзвода. Об остальном договоритесь сами. Ясно?
— Ясно! — бодро, но вразнобой ответили солдаты.
А вот мне, признаться, было не совсем «ясно!». Вначале от такого предложения я хотел категорически отказаться. К чему мне такая обуза? Мне предстояло принять под свое командование стрелковый взвод, солдат которого впервые вижу, а через несколько минут с ними идти в бой. Но я понимал, что об этом не хуже меня знает и этот офицер. Он доверял мне. По интонации голоса я почувствовал, что он не приказывал, а скорее просил меня. Значит, так надо. Он считал меня более подходящим. Многое делалось под девизом — «надо». А приказы надлежит выполнять.
— Есть принять взвод, товарищ старший лейтенант! — чуть помедлив, выдавил я. — Мы сделаем все, что в наших силах.
— Вот и хорошо. Успеха, друзья!
На прощание Севриков крепко и сердечно пожал мою руку, потонувшую в его крепких и жестких ладонях, а потом попрощался и с моими товарищами.
Первое, что бросилось в глаза после ухода офицера, — экипировка пехотинцев. Они натянули на себя весь скарб, все свои нехитрые пожитки, которые теперь рогато топорщились из-под объемистых маскхалатов.
Обращаюсь к солдатам, стоящим поблизости:
— К чему приготовились, товарищи?