ХРОНИКА РУССКОГО

Я нашел академическую ротонду и боковые ложи почти наполненными. Дипломатический корпус почтил общим присутствием своего собрата; даже Апони с семейством и с нашими петербургскими красавицами. Он и папский нунций видели в академике бывшего посла при дворах их. Были и представители духовенства: наименованный епископ d'Evreux (приходский священник св. Рохуса, Olivier) и прочая сен-жерменская аристократия в блестящих своих представительницах заняла почти все полукружие. Многие, как например Циркур и проч., приехали из окрестностей Парижа, из Версали, Сен-Жермена, St. Cloud. Милое семейство Сент-Олера окружено было его ближними и приятелями: герцогом Деказом, канцлером Пакье и проч. Тут находились все академические знаменитости: Вильмень, РойеКоллар, Кузень, Росси; Гизо подсел к своему новому собрату и подчиненному и старинному приятелю; Моле издалека присматривал за ними и шептался с Р.-Колларом; даже герцог Броглио присоединился к академикам. Под кафедрою оратора - все постигнувший и во всем участвующий Гумбольдт. Виктор Гюго с полуоткрытым, широким лбом вошел не без расчета после других, и публика тихо прожужжала его имя.

На трибуне явились канцлер Академии Скриб, Lebrun и - Роже, председатель: он открыл заседание, и молчание воцарилось. Я не хочу сообщать вам по-прежнему подробных выписок из речей нового бессмертного и его приемщика, кащея-Роже: вероятно, сегодня же выйдут статьи в "Дебатах" Филарета Шаля или Сен-Марк-Жирарденя, коих я заметил в ротонде, а в "Revue des deux mondes" прочтете вы речи вполне. С.-Олер не произвел, конечно, всеобщего энтузиазма, ни громких, повсеместных рукоплесканий, но его слушали с глубоким вниманием, одобряли часто. {1} Оратор начал панегирик Пасторе его биографиею, или, лучше сказать, его послужным списком, ибо жизнь его почти началась службою. В самой первой молодости Пасторе уже был "hornme public" и в важнейших делах государственных. Он родился в 1756 году. Был адвокатом, советником в суде, поэтом… Издал том стихов, перевел Тибулла, написал рассуждение о _Морских законах_ и заслужил три медали за три ученые диссертации; был собеседником и приятелем Бюфона, Даламбера, Лапласа, Шамфора, Делиля, Ласепеда и многих других совоспросников века того, и 25 лет был уже академиком и судьею! "Il fit deux parts de son terns: aux affaires et aux lettres". Он написал примечательную по тому времени книгу: об _Уголовных законах_, под неизбежным влиянием XVIII столетия (sous l'influence des opinions dominantes): но существовавшие злоупотребления выведены в ней с силою и смелостью. Филанжьери, Бекариа, упредившие своих современников в теориях уголовного законодательства и гражданского человеколюбия, ободряли молодого своего сотрудника в запоздалой тогда Франции. Пасторе оправдал их бескорыстную похвалу не только сочинениями, но и поступком: он дал убежище сыну Филанжьери… {2}

Но впоследствии канцлер de la Restauration изменил первоначальным теориям своим, коими отличался как депутат города Парижа. История, сохранив для потомства смелый поступок его, когда Пасторе, в страшную годину политического искушения, в бурном национальном собрании, сел подле Лудовика XVI, заметит в нем какой-то _политический дуализм_, объясняемый, но не всегда извиняемый _духом времени_. Пасторе укрылся на время от бури в тихие объятия муз и природы в Италии. В Венеции, во Флоренции занялся он греческим и армянским языками, собирая материалы для своей "Истории законодательства". Он возвратился в Париж в 1800 году, но без всякой симпатии к Наполеону. "Il voulait servir dans des emplois qui ne compromettraient pas ses principes". Четыре года на профессорской кафедре преподавал он Пуфендорфа, Гроция и объяснял трагедии Корнеля ("Le grand Conde trouvait aussi dans Corneille d'utiles lecons!"). Пасторе нашел себе достойную подругу в m-lle Piscatory. (Вдова его - тетка известному депутату, посланному недавно в Грецию. Я сожалею, что ни один из ораторов не напомнил при сем случае публике, что г-жа Пасторе по добродетелям христианской жизни своей заслуживает не только благодарность Франции, но и самой Англии, подающей Европе пример в своих филантропических институтах: я когда-то уже писал к вам, что первая _мысль-чувство_ о приютах для малолетних (les salles d'asyle) пришла не англичанам, а молодой француженке, г-же Пасторе: она из Парижа, во время революции с площади Лудовика XV, где и теперь живет, перенесла мысль сию в Лондон, сперва безуспешно привила ее к английской почве, возвратилась с нею в Париж; завела и здесь, сначала с малым успехом, приюты, ныне процветающие почти во всех европейских государствах и в нашей благословенной России). {3}