ХРОНИКА РУССКОГО

Michelet, коего вы знаете по его истории Франции, по извлечениям из сочинений Лютера и по многим другим книгам о древней и новой истории, прочел статью, приготовленную им для публичного чтения в годичном общем собрании пяти академий, "Sur leducation des femmes au moyen age". Предмет любопытный и важный, но недовольно обработанный новоизбранным академиком. Он не обозрел его (на пяти или шести страницах, кои представил на суд академии) во всех отношениях - влияния женщин на общество в средние веки, и христианской религии на женщин, а чрез них и на все общество. Примеры, им приведенные, почерпнуты только из французской истории. Сочинения геттингенского компилятора Мейнерса могли бы служить для Michelet обильным источником для соображений. Michelet знает по-немецки и не воспользовался ни Мейнерсом, ни другими писателями о средних веках в Германии, например знаменитым гальским педагогом Нимейером, автором истории воспитания. Главная мысль Michelet в том. что и женщины, и воспитание их так, как и все коренные преобразования, все возрождение человечества, обязаны много христианской религии. Ей одолжена женщина правом, коим ныне в Европе она пользуется. Grace au christianisme "la femme s'etait faite homme". L'apotre lui adresse des paroles pleines de grace et de gravite. И первое влияние возрождения женщин отразилось в воспитании детей, а дети обратно подействовали и на матерей своих: в материнских занятиях почерпали они пищу для ума и сердца, образовали душу свою. "Le livre des femmes - c'est l'enfant; l'enfant fait leducation de la femme". Женщинам обязаны мы и рыцарством. "Le regne de la femme qu'on appelle chevalerie". Michelet искал примеров в келейном воспитании женщин во Франции и указал на знаменитое Аржентельское аббатство, где воспиталась, "_жила и любила_" Элоиза, cette noble creature que etc. (смотри Кузеня в предисловии к неизданным сочинениям Абеляра). Кузеню показалось, что Michelet назвал это аббатство и _школою_: отсюда возник спор об Абеляре и Элоизе между Кузенем и Michelet, в который вмешались Mignet и Брум. Спор был любопытный. Кузень, коему жизнь и сочинения этой нежной четы коротко знакомы, заметал противника своего латинскими цитатами. От истории воспитания перешли к истории страстной любви Абеляра и Элоизы. Важность академическая обратилась в смех. Брум начал подшучивать над педантством Кузеня и над неполнотою диссертации Michelet: "Son discours est bien maigre, mais aussi nous sommes en careme". О Кузене говорил он после с приметною досадою, хвалил в нем талант писателя, но не признавал в нем ни оригинальности в философии, ни достаточной учености в самом эклектизме его. С Брумом надобно согласиться, прочитавши в "Revue Francaise", mars 1838, отрывок Кузеня из путешествия его по Германии о немецкой философии и философах. Если сравнивать этот отрывок с другими отчетами французских ученых путешественников о немецких философах, как например Лерминье, Марк-Жирарденя и проч., то, конечно, должно признать превосходство Кузеня в знании хотя поверхностном некоторых систем философии, в Германии возникших; но для профессора философии, для сорбоннского оратора, для академика эти разговоры с Эйхорном, Шлейермахером, Штейдлином, Бутервеком, Сольгером, Ансильоном, эти вопросы де Ветту о важнейших догмах религии и о выспренних началах философии так малозначительны, столь поверхностны, что можно бы сомневаться в подлинности подписи сочинителя, если бы вместе с этими беглыми и неосновательными суждениями и пересказами со слов знаменитых ученых мыслителей Германии в слоге Кузеня не было истинного, блистательного таланта и если бы в самых мелочных отчетах, как например о беседе с Гете в Веймаре, не выражался отпечаток искусного писателя. Вот образчики легкости и неосновательности его суждений: "Eichhorn n'a point de systeme. Plank est un historien dont les opinions sont celles des theologiens du XVII siecle. Le travail de Staudlin est de mettre la morale chretienne en harmonie avec celle de Kant. Voila pour les theologiens de Goettingue. A Berlin, Neander est mystique; de Wette a moitie mystique, a moitie Kantien, et Schleyermacher partisan plus ou moins declare de Schelling. A Dresde, Ammon d'abord Kantien, puis Chretien, puis catholique. A Halle, Wegscheider est rationaliste. A Leipzig, Beck et Rosenmuller sont des erudits. A Jena, Schott est un disciple de Griesbach, dont la critique est materielle et presque mecanique. A Heidelberg, vous trouverez les deux extremes du rationalisme dans Paulus, et du mysticisme pantheistique dans Daub". Кузень уверяет, что он записывал в журнал свой (хотя и наскоро) все, что слышал от своих собеседников во время путешествия по Германии; но, зная сочинения названных им писателей, трудно в том ему поверить.