ХРОНИКА РУССКОГО

14 марта. За минуту перед тем, как я вошел к Рекамье вчера, она совершенно потеряла голос, и я нашел ее безмолвною, с красноречивою улыбкою: герцог Дудвиль Ларошфуко и Шатобриан разговаривали о дуэле Dujarrier и Beauvallon; Шатобриан знавал Dujarrier и сбирался сего дня к нему на похороны, но побоялся холода (Beauvallon зять Granier de Cassagniac). Убийца и секунданты ускакали из Парижа. На Dujarrier нашли облитую кровью записку к исполнителю его духовного завещания: "За минуту перед тем, как драться за дело самое ничтожное и глупое, я хочу написать здесь мои последние распоряжения". - В одном из пунктов завещания он отдает 18 акций театра Palais-Royal в пользу одной танцовщицы театра St-Martin. Beauvallon участвовал, кажется, в редакции "Глеба". - Я узнал, что и другого журналиста, старейшего из редакторов "Constitutionnel", академика Этьеня, сегодня не стало! - Еще ваканция в институте: ее займет, без сомнения, Альфред де-Виньи, ибо, перед принятием Мериме и Сент-Бева, они и их доброжелатели обещались дать голоса свои в пользу де-Виньи, при первой ваканции. Если бы де-Виньи не рассердил многих бессмертных странным своим обращением с ними, и именно с канцлером Пакье, то он бы давно был в числе бессмертных. - За ним, вероятно,, первым кандидатом будет путешествующий на Востоке Ампер. Графиня Ноаль советовала его приятелям задобрить доктора одного из старейших или хилейших академиков, с тем, чтобы он поддержал жизнь его до возвращения Ампера. Сказывают, что едва-ли не поэт Soumet, издающий на сих днях "Трилогию об Орлеанской деве", очистит первые кресла в Академии. Он видимо исчезает. Я сбираюсь навестить его. - _По старшинству_, и следовательно по всей справедливости, следовало бы Жуй уступить свое место первому кандидату; ибо он, по дряхлости, уже более года как впал в совершенное безумие. Моле, как директору Академии, в минуту кончины Этьеня, придется принимать его преемника.

Герцог Дудвиль ушел с своею собачкою (автор портретов, вам известных, и потомок Ларошфуко) и втроем разговорились мы об истории Тьери, из коей отрывок Heliopolis, или целую главу с отъезда Бонапарте из Египта до смерти преемника его Клебера, Шатобриан читал сегодня в "Constitutionnel", a m-me Recamier два отрывка в "Дебатах". Шатобриан с негодованием говорил о пристрастии Тьера, как историка, к Бонапарте! Пристрастие это заставляет его быть несправедливым к некоторым сподвижникам: он, конечно, выставил в полном блеске геройскую решимость Desaix, пред:. Маренго, спасшую Наполеона и славу его; но Тьер не приписал победы истинному ее виновнику Desaix, а железной воле Бонапарте: admirable puissance de la volonte qui s'obstine, et parvient en s'obstinant a ramener la fortune! Но Бонапарте, до прибытия Desaix к армии, сам почитал сражение потерянным, и генералы его советовали отступить. Шатобриан думает, что полная истина не умалила бы славы Наполеона.

M-me Recamier находит, что Тьер слишком подробно описывает военные движения и утомляет _не военных_ читателей; но Тьер почитает себя великим _стратегиком_ и хочет быть со временем вторым Carnot, или управлять в качестве военного министра армиями в военное время: он щеголяет своими картами и чертежами, по его указаниям составленными. Многим из живущих, и именно маршалу Груши, не понравится то, что историк замечает мимоходом о звезде первого консула, о счастии, ему благоприятствовавшем, когда Desaix прискакал на помощь ему: "Heureuse inspiration d'un lieutenant aussi intelligent que devoue! Heureuse fortune de la jeunesse! Si quinze ans plus tard. le premier consul, aujourd'hui si bien seconde par ses generaux, avait trouve: un Desaix sur le champ de bataille de Waterloo, - (куда не подоспел Груши) il eut conserve l'Empire et la France - sa position dominatrice parmi les puissances de l'Europe!".