Встретил пера Вильменя, когда он шел из Палаты, судившей адвокатов и его собрата-писателя Ламене! Прошелся с ним с полчаса и болтал о его истории Григория VII. Он сбирается скоро издать ее, но прежде издаст еще один том лекций своих. В печати он, и по его собственному, добродушно-гордому признанию, de la lave refroidie.- Это сущая правда, испытанная моим журналом. Между тем как часовая же лекция Кювье или Гизо занимает в нем пять, шесть страниц, для Вильменевой и полстраницы много; а пока слушаешь - восхищаешься, часто дрожишь от восторга и, кажется, все вспомнишь и перельешь на бумагу холодный кипяток Вильменя, но он разлетится в брызгах и только на минуту опьянит вас. - Жирарден, Ампер, Фориель (последний также имеет адъюнкта) звали на лекции; но не мог еще удосужиться. Еще только обменялся карточками с Талейраном и в чужом салоне видел непотухшие глаза светильника Дино! {12}
Вчера, поработав в отделении рукописей, сошел я в отделение Королевской библиотеки, где находятся древности этрусские, греческие и знаменитый зодиак и где один из библиотекарей, Рауль-Рошет, читает археологические лекции. Вчера он говорил о древностях вавилонских и, к немалому моему удивлению, очень основательно, ясно и иногда даже увлекательно. Публика многочисленна: даже дамы слушали профессора со вниманием, особливо когда он изъяснял характер вавилонской архитектуры, из самого св. писания известный. Величие вавилонских зданий поразило даже врагов Вавилона, писателей библейских и путешественников, какой например Геродот. Quand on lit l'Ecriture, l'idee du gigantesque se joint toujours au nom de Babylone, meme dans les anathemes des prophetes. Voyez jeremie. И все сии здания были из кирпича! Кирпичи покрыты и по сию пору, в некоторых остатках, надписями. Эти письмена, сокрытые от глаз народа, не характерическая ли эмблема всего хода или, лучше, всего окаменения тогдашнего просвещения? На обломках, хранящихся в лондонском музее, я видел краски, чрезвычайно свежие: это как будто бы одно тело. Рауль-Рошет показал нам персидскую печать, найденную в Марафоне.
На этой лекции встретил я графа Б‹роглио›, мужа нашей московской графини, которого я встречал в прошедшем столетии на лекции П. И. Страхова, за семь лет пред этим - у Вильменя, Кювье, Гизо: где-то опять встретимся в будущем столетии?
Русских здесь мало. Из дипломатов видел только кн. М‹ещерского› и гр. Ш‹увалова›, занимающегося стихами и прозою и меценатством молодых писателей. {13}
Сейчас видел я Mignet-историка. Он теперь начальник Архива иностранных дел, и герцог Броглио, министр, уже говорил ему обо мне. Он обещал приготовить для меня дела и документы по сношениям Франции с Россией, и особенно в царствование Петра I: ибо у него только новейшие дела, начиная a peu pres с Ришелье, которому Франция обязана первым устройством иностранного архива; только с Лудвига XIV велено и начали хранить в Государственном архиве акты: прежде дела разбирались по частным архивам и теми же самыми лицами, которые участвовали в тех делах. Я надеюсь найти в этих делах много неизвестного. Минье издает теперь, и первые два тома уже печатаются - о войне за наследство при Лудвиге XIV. - Он подарил мне отрывок, читанный им в Академии, о Лютере. Есть еще архив, зависящий от министра внутренних дел, надеюсь и туда проложить дорогу.
Вчера видел я на французском театре "Магомета" и "Нанину" Вольтера же. Первого играл хорошо Бовале и напоминал иногда Тальму, но слабо; но Элеонора в Пальмире более привлекала прелестным миленьким личиком, чем игрою; в глазах был огонь, но силы в последнем акте, в укоризнах злодею Магомету, менее было, чем искусства. В Нанине - нравилась одна Нанина, m-lle Plessy своею невинностью и красотой и Вольтер. Французский театр теперь magni nominis umbra; но все еще охотники до хорошего не оставляют его. Из театра прошелся по освещенным галереям и аллеям Пале-Ройаля. На другом конце его, в новом театре, давали 4 пиесы, и я мог бы еще застать две последние, но опасался заснуть в Понтинских болотах (les Marais Pontins), а вы знаете, что в них и дремать опасно.
Сегодня встретил Сент-Бева (Ste. Beuve) в библиотеке, он собирает там материалы для истории du Port-Royal, которую хочет украсить особенно философическими портретами тех, которые означили бытием своим характер 17 века. В портретах будет вся история, а богословие будет занимать в ней главное место. Из библиотеки зашел я к живописцу Горацию Берне, он живет в квартале славы и талантов - в соседстве m-lle Mars, Арно, Тальма, Марета и др. Я застал его за работой: он пишет три картины вдруг и надеется кончить их к маю 1836 года, когда сбирается в Петербург. Одна из картин - Наполеон на Ваграмском побоище. Я осмотрел его рабочую. Портреты лучше исторических картин, а между портретами - Луизы, его милой и умной дочери, которая также вышла недавно за живописца Лароша. Я приходил наведываться о ее приезде: она на днях сюда будет и, надеюсь, привезет мне весть о семействе В‹яземского›.