Хроника сердца

Началось. Программа странно без музыки. На светло-розовом фоне возник (именно возник из ничего) скорбный и торжественный Кириллов. Так вот закончилась первая стадия догадок, недоразумений, предположений… Должен сказать, что догадываюсь о состоянии всего населения нашей страны. Его можно выразить двумя словами! Ожидание перемен, но каких?! Перемены необходимы. Страна нравственно парализована. Страна давно уже находится в состоянии грандиозной войны. Сталинисты мечтают о железной дисциплине, о порядке. С другой стороны, напор мечтателей о свободе, людей, которые не верят уже в коммунистическую демагогию. И те и другие говорят об изменениях в границах сложившихся отношений. Но все отлично понимают, что любые изменения в ту или иную сторону не ограничатся малыми дозами. Либо – сталинизм, репрессии, концлагерный коммунизм, либо капитализм. Стоят друг против друга, не стреляют пока (частные случаи с обоих сторон – я не беру), но состояние войны налицо. Одним словом, как это ни прискорбно говорить, смерти Брежнева в общем-то рады.

У нас на набережной совсем не чувствуется, что страну потрясло великое горе. Идут с сумками озабоченные хозяйки. Гуляют с собаками, шныряют по магазинам. Простые будни. Идет навстречу работяга в грязной телогрейке, несет под мышкой несколько траурных флагов.

Государство пытается все взять под свой контроль, все пропустить через себя и вернуть людям, своим подопечным, казалось бы, то же самое по форме, но совершенно противоположное по содержанию: «национальное по форме, социалистическое по содержанию».

С «ужасом» думаю о переменах курса. Вдруг я выпаду из новой системы. И будут говорить обо мне, как о Петрове-Водкине или о Бурлаке (Андреев), в прошедшем времени. Смешно. Я-то все знаю. Святого нет. Ни в чем. Лишь бы выжить. Остальное (я в том числе) мешает. Страшно подумать, что будет. Одни подонки на самом верху. Я думал, что угадал спад индивидуальностей в руководстве. Но денщики. Страшны.

Социализм – упадок требовательности к Человеку, нарушение законов природы. Социализм – отказ от опыта «меньшинства». «Меньшинство» – цвет наций. Нужна новая демократия, которая учитывает интересы большинства (чтоб они не сдохли и не убили друг друга из-за бездарности), выражает которые только «меньшинство», но не меньшинство из большинства (т. е. проходимцы, пусть талантливые, но проходимцы!), а меньшинство, выбранное генетически.

Дон Кихот.

Сервантес – сборщик податей (Матфей), представитель власти. Вот это, последнее, чрезвычайное. Гибель системы заключена в глубине самой системы, как червоточина. Люди подавлены системой, но на самом деле никогда не впускали эту систему внутрь себя. Государство всегда было враждебно Человеку.

Сервантес говорит о верности христианству в мусульманском плену, т. е. о настоящем героизме. Над ним хихикают, потому что смеяться над официальным героизмом пока еще опасно. И долго еще будет опасно. Тем значимее это заспинное хихикание. Сервантес может замечать и не замечать издевательства – не это главное. Скорее всего, замечает. Иначе он не был бы Сервантесом. Смеются и над Сервантесом, и над Дон Кихотом, смеются вообще над героическим. Вот это уже важно, это главное, но как же быть с Человеком? Т. е. с людьми, которые не принимают систему (любую), не принимают Государства? Ведь они смеются над героическим.

Вот в этом-то и есть один из главных секретов – дегероизации жизни. Положительны не отдельные люди, а сама жизнь, а значит, Человек. Противопоставление героев и простых людей фальшиво. Герои мечтают о неосуществимой жизни, а люди живут, просто живут.

В свете моей новой терминологии: Дон Кихот – это контрреволюционер, белая гвардия. Его ностальгия по «золотому веку» должна стать стержневой темой всей вещи. Тогда только конфликт Человеческого (языческого) и Государственого (христианство) приобретает вселенские масштабы.

Прочел эту запись и понял, что не прав в формулировке. Все гораздо сложнее. Спор о героическом? Не только. Надо вместить огромный роман почти в одноактную пьесу! Да что роман. Всего Сервантеса.

Меня многие родственники и знакомые, да незнакомые тоже, обвиняют в том, что я никому не отвечаю на письма, на поздравления, на телефонные звонки и т. д. Обвиняют в эгоизме, в черствости, в зазнайстве, в высокомерии и черт знает еще в чем. Можно отговориться нехваткой времени, что я и делаю иной раз, можно сослаться на наш быстрый век, дескать, эпистолярный жанр отмирает почти так же быстро, как, скажем, рвутся родственные связи. Да мало ли отговорок, тем более что в Демагогии мы все изрядно поднаторели. Но я буду неискренен в своих отговорках. Потребность писать у меня великая. Некому. И не о чем.

Я был удивлен, друг, когда увидел на твоей могиле много писем и открыток. Удивлен и потрясен.

Сейчас очень широко развернулось антигосударственное движение и по многим направлениям: пацифизм, охрана окружающей среды, охрана памятников культуры, различные общества дружбы, города-побратимы, города-герои, города-жертвы, борьба за безъядерные зоны и т. д.