Хроника Сибирского Ледяного похода белых армий адмирала Колчака в Красноярском и Канском уездах Енисейской губернии

«Общее впечатление от движения по сибирским сёлам таково, что население было равнодушно к провалу белого движения, равнодушно к разным воззваниям красных, но жалело нас как людей и как-то примирялось с теми несчастиями, что приносили приходящие».

Генерал-майор Пучков:

«Сибиряки имели основания жаловаться только на реквизиции, которых мы, при всём желании, избежать не могли. Ни массовых, ни даже частичных „экзекуций“ и „эксцессов“ не было, так как никто не имел никаких личных счётов с населением в полосе движения армии, не было и времени и достаточной энергии, чтобы свести эти счёты; все желания истомлённых людей на ночлегах сводились к тому, чтобы добыть всё необходимое, отдохнуть и двигаться дальше; вне этого на их внимание могли претендовать только больные товарищи. Со своей стороны, жители также давали мало поводов к нападкам на них; в худшем случае они были индифферентны к войскам, особенно последних эшелонов, исключая, разумеется, жителей немногих районов, встретивших армию с оружием в руках».

С детства помнится местная псевдоисторическая легенда, согласно которой озверевшие колчаковцы повели местного учителя для расстрела на скалу, находящуюся на правом берегу Кана недалеко от современной горнолыжной трассы. «С тех пор зовётся она „Скалой учителя“». Очень хочется посмотреть авторам легенды в глаза и спросить: зачем каппелевцам, измотанным тяжелейшим многодневным переходом, нужно было вести приговорённого к расстрелу за 4 версты от деревни, идти в 30-градусный мороз по глубокому свежему снегу, затем взбираться по сопке на вершину скалы, чтобы на высоте расстрелять кого-то во имя высокой же цели. Воистину, «важнейшим искусством для нас является кино и цирк» (Ленин). Анонимные «былинники речистые» увлеклись картинными деталями, но при этом из предания куда-то выпало имя учителя, оказались забыты и имена «свидетелей» расстрела.

По ходу движения войсковой колонны Каппеля действительно имели место случаи расстрелов крестьян при обнаружении у них боевого оружия или боеприпасов к нему. Но появление «воспоминаний» баргинцев о расстрелах красноармейцев и малоправдоподобных преданий о расстреле местного учителя, видимо, стало прямым следствием господствующего в советское время восприятия Гражданской войны через призму победителей-красных.

Испытывая идеологическое неудобство от того, что деревня встретила каппелевцев «не пулями, а теплом и хлебом» и тем самым оказалась как бы не причастной к победе большевиков, местные жители отреагировали мифотворчеством по принципу «а мы — как все», «все мы были жертвами колчаковского террора».

Что касается жестокости, проявленной белыми в боях, то в условиях Ледяных походов как Кубанского, так и Сибирского, белые предпочитали в плен не сдаваться и сами пленных не брали.

Итак, по выходу с Кана снова встал вопрос о выборе направления и маршрута дальнейшего движения армейской группы на Канск: по тракту и Транссибу, но не исключался и вариант продолжения похода по Кану. Связи не было. О том, что в Канск вошли отряды тасеевских партизан в Баргинской ещё не знали. Каппель был тяжело болен, и после выхода с Кана общее руководство армиями фактически перешло к его ближайшему соратнику — командующему 2-й армией генерал-майору С. Н. Войцеховскому.

Генерал-майор Пучков вспоминал, что от деревень Баргинской и Высотиной

«…предполагалось свернуть на Канск вдоль железной дороги и большого тракта. Однако, с выходом к железной дороге у станции Заозёрная выяснившаяся обстановка заставила генерала Войцеховского изменить направление».