Хроника стрижки овец

Целью развития может являться здоровье общества, забота о стариках, образование молодежи, опека бездомных, развитие ремесел – а форма правления сама по себе целью не является. Скажем, может быть цель – привезти лекарства бабушке, а трамвай – это лишь средство, чтобы к ней доехать. И то, что все общество начинает бороться не за здоровье бабушки, но за трамвай, на котором к ней можно приехать, – это, конечно, помешательство. Трамвай может быть хорош или плох, сломан или цел, но это лишь трамвай – не больше. В странах старой Европы (или в Америке, которая именно так и строилась) определенные права горожан, выборная система парламента, взаимодействие цехов – были выработаны веками; в Индии же, например, – такой формы дискуссии горожан не существовало; внедрить ее волевым методом – невозможно. И совершенно ни к чему. В Индии гораздо нужнее продукты и лекарства. Демократическая Англия никогда это и не пыталась сделать: Англия охотно принимала у себя индийских раджей, которые били по пяткам тысячи подданных, чтобы выколотить рупии на покупку дворцов в Кенснгтоне; она же принимает российских воров, обокравших население своей страны, объявляющих при въезде в другую страну, что они верят в демократию. Англичане, конечно же, понимают, что это нонсенс, но в отличие от безумных россиян не относятся к этому серьезно – для них демократия не есть вопрос веры: это просто устройство их трамвая, который едет – впрочем, не очень быстро.

Демократия – это вообще не вопрос веры: трамвай либо работает, либо его надо чинить. Но даже очень хороший трамвай ходит только там, где есть рельсы и ток, – а по степям и пустыням не ходит. Но вера в трамвай тем не менее живет.

И со временем вера в трамвай подменяет заботу о бабушке – делает последнюю совсем ненужной.

Заявление о выходе из комсомола

Когда в 1983 году я подал заявление о выходе из рядов ВЛКСМ, оказалось, что быть исключенным из комсомола не так просто.

Войти в сообщество верных легко, а выйти – проблема.

Объяснили, что я предал коллектив. Председатель низовой комсомольской ячейки Елена Буланова сказала, что я поставил свои интересы выше интересов наших товарищей. Чем ты лучше остальных? На субботники ходить не нравится? На демонстрации? На собрания? Никому не нравится – но это обязанность, понимаешь? А теперь из-за тебя все получат выговор. Ты предал друзей.

Своей волей Буланова не могла исключить меня из комсомола – оказалось, что по уставу надо явиться в райком ВЛКСМ на улице Готвальда, изложить причину своего демарша.

В райкоме ВЛКСМ нас пригласили в кабинет первого секретаря.

За столом, покрытым красной материей, сидела комиссия, меня разместили за маленьким столиком напротив.

Секретарь низовой ячейки Буланова сидела на стульчике сбоку – прорабатывали в основном ее: не уделяла внимания, не привлекала к участию, не вела разъяснительную работу.

Обратился секретарь райкома и ко мне: посетовал, что я редко посещал собрания коллектива и потому не знаком с истинными целями передовой молодежи. Мне предложили не скрывать, в чем мои разногласия с общественностью, – изложить все честно на бумаге.

Я написал на бланке: «Прошу исключить меня из рядов передовой молодежи по причине природной склонности к одиночеству».

И меня исключили.

Затем случилась «перестройка» – секретари комсомольских ячеек стали брокерами и менеджерами, они приняли ценности демократии как свои. И до того почитывали Мандельштама, а теперь сделались издателями мемуаров Надежды Яковлевны, правопреемниками расстрелянной большевиками культуры. Возник комсомол нового типа, прогрессивный ВЛКСМ, – тем более приятный, что зарплаты у теперешних колумнистов и телеведущих в разы больше, нежели у серых чиновников на улице Готвальда.

Сцена в райкоме воскресла в моей памяти на процедуре вручения премии Нацбеста, когда ведущий церемонии – конферансье Артем Троицкий обратился ко мне с разоблачительными упреками со сцены. Причиной был мой роман «Красный свет» и критика прогрессивной интеллигенции, содержащаяся в романе.

Сходство ораторов было в фамильярной интонации: «Вы, Максим, мало посещали наши собрания», в содержании парт-проработки.

«Если бы вы, Максим, уделили должное внимание лозунгам прогрессивной интеллигенции, вы не совершили бы роковой ошибки. Прежде в романе «Учебник рисования» вы критиковали арт-общество, и это было смешно, но сегодня вам изменило чутье – вы критикуете само демократическое движение – а это, товарищ, недопустимо».

Как и тридцать лет назад, я сидел перед выступающим секретарем, и ответного слова мне на давали. Со сцены объяснили, что я откололся от коллектива, не понял новых ценностей.