Хроника Убийцы Короля. День первый. Имя ветра

Энканис вытряхнул снег из моих волос пальцами в черной перчатке, потом остановился и вгляделся в мое лицо. Черная маска странно расплывалась у меня перед глазами.

– Тело Господне, Холли! Мальчишку кто-то избил до полусмерти. Да еще на средьзимье!

– Стражник, – с трудом прохрипел я. И снова почувствовал вкус крови.

– Ты же замерзнешь! – сказал Энканис и принялся растирать мне руки и ноги, стараясь восстановить кровообращение. – Тебе придется пойти с нами…

Рога пропели снова, уже ближе. Вместе с ними до нас долетел смутный шум толпы.

– Ну что за глупости! – сказала демоница. – Он не в том состоянии, чтобы бегать по городу!

– Он не в том состоянии, чтобы оставаться здесь! – отрезал Энканис. Он не переставал растирать мне руки и ноги. К ним мало-помалу возвращалась чувствительность – жгучий, колючий жар, который казался пародией на ту уютную теплоту, что я ощущал минуту назад, засыпая. Каждый раз, как он натыкался на ушиб, меня пронзало болью, но тело мое было слишком измучено, чтобы отдернуться.

Демоница в зеленой маске подошла и положила руку на плечо своему спутнику:

– Геррек, надо идти! Не волнуйся, о нем найдется кому позаботиться. – Она попыталась утащить своего приятеля прочь, но у нее ничего не вышло. – Послушай, если нас тут застанут с ним, все решат, будто это мы сделали!

Человек в черной маске выругался, кивнул и принялся шарить под рясой.

– Смотри, не ложись больше! – настойчиво приказал он. – Спрячься под крышу. Куда-нибудь в тепло.

Шум толпы приблизился настолько, что я уже различал отдельные голоса, топот конских копыт и скрип деревянных колес. Человек в черной маске протянул руку.

Мне потребовалось время, чтобы разглядеть, что он мне дает. Серебряный талант, толще и увесистей того пенни, что я потерял. Такие деньги, что я себе просто и представить не мог…

– На, бери!

Он был воплощением тьмы: черный плащ с капюшоном, черная маска, черные перчатки. Энканис стоял передо мной, протягивая блестящий серебряный кружок, сверкающий в лунном свете. Это напомнило мне сцену из «Деоники», где Тарсус продает душу.

Я взял талант, но рука у меня так онемела, что я его не почувствовал. Мне пришлось опустить глаза, чтобы убедиться, что мои пальцы действительно сжимают монету. Мне померещилось, что по руке у меня разливается теплота, и я почувствовал себя сильнее. Я улыбнулся человеку в черной маске.

– На вот, и перчатки тоже возьми!

Он стянул с себя перчатки и прижал их к моей груди. Потом женщина в зеленой демонской маске утянула моего благодетеля прочь, прежде чем я успел его поблагодарить. Я проводил их взглядом. В своих черных одеяниях они походили на клочья отступающей тьмы на фоне темно-серых стен тарбеанских улиц, озаренных лунным светом.

Не прошло и минуты, как из-за угла показались факелы приближающейся процессии. Сотни голосов, поющих и кричащих, мужских и женских, накатывали на меня, точно волны. Я принялся пятиться, пока не уперся спиной в стену, потом стал пробираться вбок, пока не добрался до глубокого дверного проема.

Из этого удобного места я смотрел на проходящую мимо процессию. Толпа с криками и хохотом катилась мимо. Тейлу, высокий и горделивый, стоял на повозке, запряженной четырьмя белыми лошадьми. Серебряная маска сверкала в свете факелов. Его белые одежды были безупречно чисты и подбиты мехом на вороте и манжетах. Вокруг повозки шагали священники в серых рясах, звеня в колокольчики и распевая. Многие были в тяжелых железных цепях кающихся. Гул голосов и звон колокольцев, пение и лязг цепей сливались в некую музыку. Все глаза были устремлены на Тейлу. Никто и не заметил меня в тени дверного проема.

На то, чтобы они все прошли мимо, потребовалось минут десять. Только после этого я выбрался из дверного проема и осторожно потащился домой. Идти было тяжело, но мне придавала сил монета, которую я держал в руке. Через каждые десять шагов я проверял, на месте ли мой талант, чтобы убедиться, что онемевшая рука его не выронила. Я хотел было надеть перчатки, которые мне дали, но боялся, что монета выпадет и потеряется в снегу.

Не знаю, сколько времени у меня ушло на обратную дорогу. От ходьбы я слегка согрелся, хотя ноги по-прежнему были одеревеневшие и бесчувственные. Оглядываясь через плечо, я видел, что каждый второй мой след отмечен кровавым отпечатком. Это меня, странным образом, успокаивало. Кровоточащая нога все-таки лучше, чем отмороженная.

Я зашел в первый же трактир, который знал, – «Смеющийся человек». В трактире гремела музыка, песни, там праздновали. Я миновал главный вход и свернул в переулок. В дверях черного хода болтали две девицы, увиливающие от работы.

Я дохромал до них, опираясь на стенку. Девицы меня не замечали, пока я не оказался к ним вплотную. Та, что помоложе, подняла на меня глаза и ахнула.

Я сделал еще шаг в их сторону.

– Вы не могли бы принести мне еды и одеяло? Я заплачу!

Я протянул руку и сам испугался, увидев, как она трясется. Рука была перемазана кровью, оттого что я хватался за лицо. Во рту саднило. Говорить было больно.

– Пожалуйста!