Хроника Убийцы Короля. День второй. Страхи мудреца. Том 1

– Они довольно скромны, учитывая, чем я вам обязан, – возразил Алверон. Он уселся на ближайший диван и любезным жестом дал понять, что я тоже могу садиться. – Что это вы сейчас играли?

Я снова сел на стул.

– Да так, ничего, ваша светлость. Я просто развлекался.

Маэр приподнял бровь:

– Так вы это сами сочинили?

Я кивнул, и он махнул рукой:

– Простите, что прервал. Продолжайте, прошу вас.

– А что вам угодно послушать, ваша светлость?

– Мне известно из надежных источников, что Мелуан Лэклесс обожает музыку и красивые слова, – сказал он. – Вот что-нибудь в этом духе.

– Красота бывает разной, ваша светлость, – сказал я. И заиграл вступление к «Верной Виолетте». Мелодия лилась легко, нежно и печально. Потом я перескочил на «Песнь о сэре Савиене». Мои пальцы ловко брали сложные аккорды, не скрывая, как это трудно.

Алверон кивал, отвечая собственным мыслям, выражение его лица с каждой нотой становилось все более довольным.

– А вы и сами сочинять можете?

Я уверенно кивнул:

– Могу, ваша светлость. Только, чтобы написать достойную вещь, требуется время.

– И много ли времени на это требуется?

Я пожал плечами:

– День, два, три. Смотря какую песню вы хотите. Письма-то писать проще.

Маэр подался вперед.

– Я рад, что похвалы Трепе не были преувеличенными, – сказал он. – Должен признаться, что я переселил вас в эти комнаты не только из благодарности. Тут есть ход, ведущий в мои покои. Нам нужно будет часто видеться, чтобы обсуждать мое сватовство.

– Да, ваша светлость, это будет очень кстати, – сказал я, а потом добавил, тщательно выбирая слова: – Ваша светлость, я ознакомился с историей семьи невесты, но в таком деле, как ухаживание за дамой, от этого не так уж много проку…

Алверон хмыкнул.

– Вы, должно быть, принимаете меня за глупца, – беззлобно сказал он. – Я понимаю, что вам нужно встретиться с ней. Через два дня она будет здесь, она должна прибыть с визитом вместе со множеством других знатных господ. Я объявил месячные празднества в честь моего выздоровления от длительной болезни.

– Весьма умно придумано! – похвалил я его.

Он пожал плечами.

– Я постараюсь свести вас как можно быстрее. Вам что-нибудь требуется для упражнений в вашем искусстве?

– Главное – побольше бумаги, ваша светлость. И еще перья и чернила.

– Как, и все? Мне рассказывали про то, что поэтам, чтобы слагать стихи, требуются всякие странные вещи.

Он сделал неопределенный жест.

– Какой-нибудь напиток особенный или обстановка… Я слышал о поэте, довольно знаменитом у себя в Ренере, который держит под рукой кадку с гнилыми яблоками. И когда его покидает вдохновение, он открывает эту кадку и вдыхает пары, которые исходят от яблок.

Я расхохотался.

– Я ведь музыкант, ваша светлость! Предоставьте эти зубодробительные суеверия поэтам. Мне ничего не надо, кроме инструмента, пары проворных рук и знания темы.

Это, похоже, смутило Алверона.

– И ничего, что помогало бы вам поддерживать вдохновение?

– Ваша светлость, я хотел бы получить разрешение свободно бродить где вздумается, по всему дворцу и по Северену-Нижнему.

– Ну конечно!

Я беспечно пожал плечами:

– Ну, в таком случае у меня под рукой есть все, что требуется для вдохновения.

* * *

Едва успев ступить на улицу Жестянщиков, я увидел ее. После всех этих бесплодных поисков в течение предыдущих нескольких месяцев мне теперь казалось странным, что я так легко ее отыскал.

Денна двигалась сквозь толпу с медлительной грацией. Не с той напряженностью, что сходит за изящество при дворе, но с природной легкостью движений. Кошка не думает о том, как потянуться, она просто потягивается. Дерево же не делает и этого. Оно просто раскачивается, не тратя на это никаких усилий. Денна двигалась именно так.

Я поспешно догнал ее, стараясь, однако, не привлекать ее внимания.

– Простите, барышня!

Она обернулась. Когда она увидела меня, лицо ее просияло.

– Да?

– Я бы нипочем не стал так запросто обращаться к женщине, но я невольно приметил, что у вас глаза совсем как у той дамы, которую я однажды безумно любил.

– Вы любили лишь однажды? Какая жалость! – сказала она, обнажая зубы в коварной ухмылке. – Я слышала, некоторым мужчинам это удается дважды, а то и больше!

Я не обратил внимания на эту шпильку.

– Я всего лишь один раз выставил себя глупцом. Я никогда не полюблю снова.

Лицо ее смягчилось, и она легонько коснулась моей руки.

– Бедняжка! Должно быть, она нанесла вам чудовищную рану.

– Еще бы! И не одну.

– Но этого следовало ожидать, – сказала она таким тоном, словно это само собой разумеется. – Как же может женщина не влюбиться в такого завидного мужчину, как вы?

– Не знаю, право, – скромно отвечал я. – Но мне кажется, она не любила меня, ведь она покорила мое сердце небрежной улыбкой, а потом сгинула прочь без единого слова. Как роса в бледном сиянии рассвета.

– Как сон поутру, – с улыбкой добавила Денна.

– Как эльфийская дева, что скрылась в лесу.

Денна помолчала.

– Должно быть, она и впрямь была прекрасна, если покорила вас столь невозвратно, – сказала она, глядя на меня серьезным взглядом.

– Она была несравненна.