Трактирщик сделал глубокий вдох и медленно выпустил воздух.
– Грэм!
Плотник, уже взявшийся за ручку двери, обернулся.
– Дело не только в тебе, – сказал Коут. – Дела действительно плохи, и нутром чую, что дальше будет хуже. Так что не вредно будет подготовиться к суровой зиме. И, быть может, позаботиться о том, чтобы суметь себя защитить, если дойдет до этого.
Трактирщик пожал плечами:
– Вот нутром чую.
Грэм сурово поджал губы и угрюмо кивнул:
– Что ж, рад, что не только мое нутро это чует.
Потом заставил себя улыбнуться и принялся подворачивать рукава рубашки.
– Однако пока светит солнце, надо косить сено!
Вскоре заехали Бентоны с телегой поздних яблок. Трактирщик купил половину того, что они привезли, и весь следующий час занимался тем, что перебирал и сортировал яблоки.
Самые зеленые и крепкие отправились в кадки в подвале. Заботливые руки трактирщика выложили их ровными рядами, пересыпая опилками, и заколотили крышки. Более спелые отправились в кладовку, а побитые и помятые пошли на сидр. Их порезали на четвертинки и покидали в огромное жестяное корыто.
Пока рыжий перебирал и упаковывал яблоки, он выглядел спокойным и довольным. Но если приглядеться, было заметно, что, хотя руки его были заняты, глаза смотрели куда-то в пространство. И хотя он был спокоен и даже улыбался, улыбка эта была безрадостной. Он не мурлыкал и не насвистывал за работой. И не пел.
Управившись с переборкой, он поволок жестяное корыто через кухню к черному ходу. Стояло прохладное осеннее утро, за трактиром был маленький, уединенный тенистый садик. Коут вывалил четвертинки яблок в деревянный пресс и опустил массивную крышку на винте до тех пор, пока она не перестала свободно двигаться.
Коут засучил длинные рукава рубахи выше локтей, ухватился длинными изящными руками за ручки пресса и принялся крутить. Крышка пошла вниз, сначала сдавливая, потом дробя яблоки. Повернуть – перехватить. Повернуть – перехватить.
Если бы кто-то мог видеть Коута, он бы непременно заметил, что его руки не похожи на мясистые руки обычного трактирщика. Когда он тянул и толкал деревянные ручки, на предплечьях вздувались мышцы, тугие, как канаты. На коже виднелось множество накладывающихся друг на друга старых шрамов. Большинство из них – бледные и узкие, как трещинки на зимнем льду. Другие были багровые и злые, отчетливо выделявшиеся на бледной коже.
Руки трактирщика толкали и тянули, толкали и тянули. Слышалось лишь мерное поскрипыванье дерева и дробный стук струйки сока, текущей в подставленное ведро. В этих звуках был ритм, но музыки не было, и взгляд трактирщика казался отстраненным и безрадостным, и его зеленые глаза выцвели настолько, что могли бы сойти за серые.
Глава 2
Остролист
Хронист спустился в общий зал «Путеводного камня» со своим плоским кожаным портфелем на плече. Стоя в дверях, он нашел взглядом рыжеволосого трактирщика, который склонился над стойкой и усиленно корпел над чем-то.
Хронист вошел в зал и кашлянул.
– Извини, что я так заспался, – начал он. – Боюсь, что…
Он запнулся, увидев, что находится на стойке.
– Ты что, пирог печешь?
Коут, который деловито защипывал кромку, поднял голову.
– Нет, пирожки. А что?
Хронист открыл было рот, подумал и снова закрыл. Его взгляд метнулся к мечу, который висел на стене за стойкой, серый и безмолвный, потом к рыжеволосому человеку, который по-прежнему старательно защипывал пирожок.
– И с чем же пирожки?
– С яблоками.
Коут выпрямился и принялся аккуратно накалывать готовые пирожки вилкой.
– А знаешь, как сложно испечь по-настоящему вкусные пирожки?
– Вообще-то нет… – признался Хронист, потом с тревогой огляделся по сторонам. – А помощник твой где?
– Да бог знает, где его может носить, – сказал трактирщик. – А ведь это достаточно непросто. Я имею в виду печь пирожки. Можешь себе представить, оказывается, там столько тонкостей! Вот хлеб испечь несложно. Суп сварить несложно. Пудинги там всякие. А пирожки – это сложно. А ведь ни за что не подумаешь, пока сам не возьмешься их печь.
Хронист неуверенно кивнул, не зная, чего от него ждут, сбросил с плеча портфель и уселся за ближайший столик.
Коут вытер руки фартуком.
– Когда давишь яблоки на сидр, потом остается такая влажная масса, знаешь, да?
– Мезга-то?
– Мезга-а! – с глубоким облегчением повторил Коут. – Так вот как это называется! А что с ней делают после того, как весь сок отжат?
– Ну, из виноградной мезги можно сделать слабое вино, – сказал Хронист. – Или масло, если ее у тебя много. А яблочная мезга практически ни на что не годится. Можно использовать ее как удобрение или как мульчу, но и то и другое получается так себе. Обычно она идет на корм скоту.
Коут кивнул. Лицо у него было задумчивым.
– Вот и мне так казалось, что вряд ли ее просто выбрасывают. Здесь все идет в дело так или иначе. Мезга… – повторил он снова, как будто пробуя слово на вкус. – А то я уже два года мучаюсь, не могу узнать, как это называется.
Хронист посмотрел на него озадаченно.
– Да у кого угодно мог бы спросить, это все знают!
Трактирщик нахмурился.