Хроника великого джута

« Голощекин:– Нетрудно собрать сплетни из Казахстана, им (оппозиционерам), вероятно, рассказал и Садвокасов, и Мунбаев, а написал Тойбо. Из Туркменистана писал Тумайлов.

Тойбо:– Я с ним ничего не имею.

Голощекин:– Это ваш приятель, возьмите его и идите, куда хотите, к Гинденбургу, к Абрамовичу в партию, он вас зовет…

Теперь я хочу сказать относительно руководства здесь, в Казахстане. Вы знаете, как Зиновьев выразился: «Голощекину отдан в самоличное владение Казахстан» – это слова Мунбаева. (Смех.)

Когда, в какие годы, скажите, в казахстанской организации мы имели такой широкий размах и рост массовой казахской организации? Никогда не было так, как в эти годы… Пусть попробуют выступить «вожди» любых групп против крайкома, они все будут смяты в течение недельки. (Шумные аплодисменты.)

…Я раскрою хорошенько те скобочки, о которых я говорил в своем вступительном слове. Я сказал, что казахстанская организация за эти годы выросла и сбросила с себя пеленки, которые сковывали ее рост. Знаете, когда сбрасывают пеленки, они бывают не так уж чисты, вот эти-то, нечистые, пеленки она с себя и сбросила. (Смех, аплодисменты.)

Тойбо:– Не поняли!

Голощекин:– Понюхайте! (Смех, аплодисменты.)».

…Смеялись и хлопали в ладоши и в последующие годы – когда за дверями заседаний валялись опухшие с голоду люди… Как же не смеяться – начальство шутит, оно в хорошем настроении. Лучше нет праздника для скверноподданного, чем въяве быть причастным к таким радостным мгновениям.

А Голощекин – на трибуне и в президиуме – царил. Бросал реплики, перебивал выступающих, красовался своим топорным остроумием…

Говорил Ураз Джандосов:

– …Мы не слепые националисты, как сказал тов. Нурмаков, и совершенно сознательно…

Голощекин перебил:

– Не слепые, а зрячие!

В зале снова хохотали, шумно аплодировали…

Филипп Исаевич щедро делился опытом о «маленьком Октябре», устроенном в ауле, – так он назвал передел луговых и пахотных угодий.

«Это то, против чего кричал тов. Садвокасов на Втором пленуме, это есть именно маленький Октябрь. Мы реально, на деле, на почве земельных интересов столкнули бедняка с баем и заставили его, помогали ему отнимать землю у бая… Это есть классовая борьба!»

Понятен его восторг: два года он только и делал, что пытался стравить людей друг с другом, расслоить аул. Древний принцип «Разделяй и властвуй!», как шило из дратвы, вылезал из классовой борьбы в понимании Филиппа Исаевича. Собственно, в разжигании классовой борьбы Голощекин не был первооткрывателем, а шел по стопам своих учителей. Так, один из них, председатель ВЦИКа Я.М. Свердлов, еще 20 мая 1918 года сформулировал главную большевистскую линию:

«Только в том случае, если мы сможем расколоть деревню на два непримиримых враждебных лагеря, если мы сможем разжечь там ту же гражданскую войну, которая не так давно шла в городах, если нам удастся восстановить деревенскую бедноту против деревенской буржуазии, – только в этом случае мы сможем сказать, что мы и по отношению к деревне сделаем то, что смогли сделать для городов». [195]

Вот что они хотели сделать для городов и для деревни – разжечь гражданскую войну. Потому что, лишь стравив людей и заставив их уничтожать друг друга, оккупанты могли держать власть…

Менее всего занимало Голощекина хозяйство степняков, материальный уровень их жизни, благосостояние. «Абстрактного человека», к которому он хорошо относился, то есть на самом деле человека усредненного, порабощенного, надлежало осчастливить абстрактной же идеей, на самом деле – конкретной идеей усреднения и порабощения. Счастье же состояло в классовой борьбе, то есть в уничтожении одних другими…

И вот классовой борьбы становилось все больше и больше, а баранов и лошадей все меньше и меньше. А когда борьба достигла высот, люди стали умирать с голодухи…

Тогда же Голощекин похвалялся и тем, как он отстаивал в Москве «самообложение»:

«Мы исходили из такого положения, что дело не в количестве денег (то есть не в хозяйственной выгоде. – В.М.), а в том, чтобы бедняк обложил бы бая, чтобы бедняк на этом мог организоваться. Вот это есть классовая работа.

…В Москве, в Наркомфине не все понимают в наших делах, подходят с буквой закона, а у нас это – общественное дело. Что предложил председатель наркомфиновской комиссии? Говорит, зачем вам так, если можно еще взять, давайте увеличим налоги (смех). Это самое тов. Садвокасов в течение последней недели предлагал на бюро – откажитесь от самообложения, увеличьте сельхозналог. Вот видите, как можно извратить всякую хорошую вещь…». [196]

Ему услужливо подпевали:

– В казахском ауле не было Октября, прошел только маленький Октябренок в лице передела пахотных и сенокосных угодий. Мы не дали бедноте орудий производства. Для этого нужно поосновательнее прощупать аульное байство… Нужно принять решение о том, чтобы экспроприировать экспроприаторов в казахском ауле… (Дж. Садвокасов, делегат из Сырдарьинской губернии).

Его славили: