Тем временем Сатир, подвергшийся двойному нападению, оказался в большой опасности, хотя ему и удалось с изумительной ловкостью опутать сетью одного из «секуторов».
Теперь он, размахивая трезубцем, старался удерживать второго противника на расстоянии до тех пор, пока не подоспеют на помощь товарищи-«ретиарии».
Оставшийся один против троих врагов «секутор», понимая, что наступил момент роковой развязки, с отчаянием устремился вперед.
Сатир едва успел вонзить в его шит свою фусцину, как «секутор» резким и сильным ударом меча перерубил ее древко.
Обезоруженный «ретиарий» отпрянул в сторону, каким-то чудом избежав острия клинка, которым «секутор» в молниеносном выпаде лишь слегка порезал кожу на его левом предплечье.
Но второго удара «секутор» нанести не успел, потому что Астианакс с разбегу вонзил ему в бок свой трезубец.
Раненый гладиатор закричал и повалился на арену.
Галл добил его следующим ударом, чтобы прекратить мучительную агонию.
Победа досталась «ретиариям».
Лингон заколол «секутора», запутавшегося в сети Астианакса, прямо у подножия Ростральной трибуны, доставив удовольствие расположившимся на ней магистратам.
Последний из оставшихся в живых «секуторов», попавший в сеть, которую набросил на него Сатир, получил помилование от зрителей, справедливо рассудивших, что все без исключения гладиаторы сражались доблестно и смело шли навстречу смерти.
— Ты должен поделиться своим выигрышем с этим проклятым Сатиром, — с досадой проворчал Клодий, отдавая Минуцию двадцать золотых монет.
Вся площадь гремела от бешеных рукоплесканий.
Уже надвинулись сумерки. Служители и рабы зажигали первые факелы. С арены убирали трупы павших гладиаторов, посыпая песком и киноварью оставшиеся после них лужи крови.
Начавшееся вскоре столкновение конных «андабатов» было особенно отвратительным, потому что представляло собой бессмысленную кровавую резню, в которой ни сила, ни храбрость бойцов не имели значения.
Ничего не видя в своих наглухо закрытых шлемах без отверстий для глаз, «андабаты» наносили удары вслепую, наугад. Раненые лошади с диким ржанием сбрасывали с себя людей, прежде чем те сами получали ранения. Но и пешие продолжали рассекать воздух оружием в надежде поразить врага.
Рассеившихся всадников служители сгоняли ударами бичей на середину арены, чтобы продолжить бойню.
Зрители хохотали и хлопали в ладоши.
Это кровавое представление закончилась не раньше, чем половина ее участников не получили тяжелые ранения, а остальные гладиаторы с трудом удерживали в руках оружие. Двое из них еще были верхом на лошадях, а трое других едва стояли на ногах, все исколотые и израненные.
Схватку прекратил один из эдилов, помахавший с Ростр белым платком.
«Меркурий» и «Харун» вместе со служителями сполиария вышли на арену, чтобы решить судьбу тяжелораненых.
«Меркурий» обошел их всех, коснувшись своим жезлом двоих — один из них, весь покрытый ранами, уже умирал, другой держался окровавленными руками за распоротый живот, из которого вываливались внутренности.
Обоим тотчас перерезали глотки и поволокли их тела в сполиарий.
После «андабатов» на арену вышли семь пар «больших» и «малых» щитов, как называли их любители гладиаторских игр.
Бой между ними был непродолжительным и беспощадным. Гладиаторы дрались насмерть, или sine fuga[307]
, как называлось специальное условие боя, не оставлявшее бойцам побежденной стороны никаких надежд выйти из него живым.Одолели «большие щиты», перебившие всех своих противников и сами потерявшие двоих.
Зрители неистово аплодировали.
Минуций снова выиграл у Клодия. Кроме того, он одновременно бился об заклад с Волкацием, который поставил десять золотых на «малые щиты» против двадцати золотых Минуция.
Дентикул и Приск в третий раз ударили по рукам с Либоном и Сильваном.
Оба приятеля были в выигрыше, потому что поверили в сегодняшнюю удачу Минуция, сопутствовавшую ему с самого утра, еще в цирке, и делали ставки на тех же гладиаторов, что и он.
— Ставлю пятьдесят золотых на «самнитов»! — торжественно объявил Минуций.
— Идет! Столько же на «галлов»! — сказал Клодий, страстно желавший отыграться.
— Какие ставки! Вот что значит богачи! — воскликнул Приск с завистью обнищавшего патриция.
— Еще бы! — подхватил Сильван. — У одного земли в Сицилии — коршуну не облететь, а второй никак не растрясет отцовское наследство…
— К Минуцию сегодня деньги липнут, будто его медом вымазали, — заметил Дентикул, довольно посмеиваясь.
— Не желаешь ли попытать счастья против моих «самнитов»? — обратился Минуций к Волкацию.
— У меня осталось наличными только двадцать золотых, — хмуро ответил тот, всегда проявлявший осторожность и скупость во время состязаний в цирке и на гладиаторских боях.
— Я готов поставить свои тридцать против твоих двадцати, — беззаботным тоном сказал Минуций.
Волкаций криво улыбнулся.
— Смелое предложение! Ну, что ж! Я согласен.