Хроника времен Гая Мария, или Беглянка из Рима

Гладиатор высоко поднял ее над головой, вызвав шумные рукоплескания зрителей, которые уже начали расходиться.

— Благодарение Диане! — ликовал Минуций. — Я молил ее о чуде, и оно свершилось!.. Вы видели? Какой был удар! Это же божественный удар — его никак нельзя приписать искусству человека.

— Напоминаю, друзья, что завтра вечером я вас всех жду у себя дома! — объявил Волкаций. — Надеюсь, ты придешь, Клодий? — спросил он откупщика, который в это время, проходя мимо сидевшей Ювентины, наклонился к ней и сказал ей вполголоса несколько слов.

— Если управлюсь с делами, — ответил Клодий неопределенно.

Минуций, страшно не любивший толкотни и давки, решил подождать, пока другие зрители не спустятся с помоста. Спешить ему было незачем — от Форума до Кипрской улицы было всего несколько минут ходьбы.

— О чем это тебе нашептывал Клодий? — спросил он Ювентину, когда они остались одни на помосте. — Я не расслышал, но мне показалось, что он назначил тебе свидание. Не так ли?

Ювентина, немного помедлив, рассказала ему обо всем откровенно.

— Вот оно что! — со злостью произнес Минуций, выслушав девушку. — Оказывается, все вокруг только тем и заняты, что наводят справки о состоянии моих дел. С нетерпением ждут моего краха! Нет, милейшие, не дождетесь! Тит Минуций умнее и хитрее любого из вас!.. Никого не бойся, девушка! Плюнь на Клодия, плюнь на Волкация. Забудь о них. Пока я жив, они тебя не получат. Ты можешь не верить мне, но я клянусь тебе в этом самой Дианой, моей покровительницей, которой я дал священный обет!..

Глава одиннадцатая ПЛЕБЕЙСКАЯ СХОДКА

За семь дней до январских ид (7 января), рано утром, трупы Югурты и двух его сыновей служители Мамертинской тюрьмы выволокли на площадь и бросили их у Гемонской лестницы на всеобщее обозрение.

По поводу этого события в Риме было много разных разговоров. Передавали рассказы тюремщиков о том, как солдаты, охранявшие Югурту во время триумфа, доставили его в тюрьму и, спеша завладеть золотыми серьгами царя, разорвали ему мочки ушей; как потом с него сорвали всю одежду и голого бросили в подземелье, откуда он, хотя и дрожал от страха, насмешливо сказал солдатам: «О, Геркулес! Какая же холодная у вас баня!».

Говорили, что сыновей Югурты, как только сам он испустил дух от голода, палачи удавили, выполнив ранее отданное распоряжение Мария.

По словам тюремных служителей, нумидиец до последнего часа цеплялся за жизнь, словно еще на что-то надеясь. А в народе толковали, что, возможно, Югурта рассчитывал выступить свидетелем по делу принцепса сената Марка Эмилия Скавра, против которого выставил обвинение народный трибун Гней Домиций Агенобарб[312]. Многие полагали, что Агенобарб легко добился бы осуждения Скавра, будь сам Югурта свидетелем на суде. О том, что принцепс сказочно разбогател на одних подарках, полученных им от нумидийского царя в бытность его легатом у Кальпурния Бестии, мало кто сомневался.

Спустя еще шесть дней, около полудня, на Форуме, перед Рострами, собралась многотысячная толпа. На этот час назначена была сходка плебеев.

Инициатором собрания явился народный трибун Гай Сервилий Главция[313], который собирался выступить с речью в защиту своего предложения восстановить отмененный под недобросовестным нажимом оптиматов судебный закон Гая Семпрония Гракха.

У Главции были все основания рассчитывать на поддержку народа, хотя большинству малоимущих и неимущих граждан было в общем безразлично, кто будет распоряжаться в судах — сенаторы или всадники. Последние, разумеется, горой стояли за предложение Главции и хвалили его за удачно выбранный момент, так как Сервилий Цепион, два года назад отнявший у всадников судебную власть и передавший ее сенату, снискал всеобщую ненависть, как главный виновник поражения при Араузионе, и ожидал суда за святотатственное разграбление сокровищ тектосагов в Толозо.

Было еще одно обстоятельство, заставившее многих граждан отложить свои дела и прийти на сходку.

В городе продолжались раздоры по поводу выдвинутого оптиматами обвинения против Мария, якобы стремящегося к царской власти.

Скандальный поступок арпинца, явившегося на заседание сената в одеянии триумфатора, не остался без последствий. Это грубое нарушение обычая расценивалось недоброжелателями Мария, как пробный шаг на пути установления им своей единоличной и тиранической власти.

Клиенты Метелла, Лукулла, Катула и других видных сенаторов усердно распространяли слухи с том, что Марий в ожидании триумфа на Государственной вилле примерял на себя диадему нумидийского царя — еще одно свидетельство черных его замыслов в отношении республики.

Между сторонниками и противниками Мария уже местами доходило до драк. Поэтому один из народных трибунов Луций Марций Филипп, честный республиканец, предложил, чтобы сам консул явился в народное собрание и опроверг эти обвинения.

Граждане, собиравшиеся на площади, гадали между собой, придет или не придет Марий на сходку.