Еще задолго до августа нас изгнали по воле Михаила Горбачева с радиоволн первой союзной программы... Мы вещали на этих волнах в объеме четырех часов. Гнев Президента был неподдельным. Он назвал "Радио России" вражеским голосом и потребовал закрыть его. Закрыть нас было уже невозможно. "Радио России" успело, за каких-то три месяца, снискать популярность независимого радио и составить конкуренцию на то время лучшей радиопрограмме, каковой был "Маяк". Закрыть не закрыли, но изгнание состоялось. Формула, выдвинутая Горбачевым: "Не можете закрыть, сделайте так, чтобы их не слышали", - была реализована. Нам был поставлен ультиматум: либо полная лояльность к Президенту Союза, всем его действиям, с правом руководства Гостелерадио вмешиваться в наши программы. В этом случае мы оставляем вас на первом радиоканале под нашим контролем, иезуитски улыбаясь, сообщил мне Анатолий Тупикин, - либо мы даем вам диапазон, и ваше вещание уходит с первой кнопки, с проводов, а значит, аудитория сокращается почти в три, четыре раза. И там делайте что угодно. (Последняя фраза принадлежит, разумеется, мне). Ну что ж, решили мы: чем цензура на свободе, лучше уж свобода в подполье. С того момента "Радио России" слушали как радиостанции "Свобода", "Голос Америки", Би-би-си. Люди прекращали работу, чтобы в нужный час собраться вокруг приемника и послушать "Радио России". Уже было ясно, что мы встали на путь оппозиционного вещания.
В те самые дни я предупредил правительство России, что в случае дальнейшего обострения отношений между союзным руководством и российским вероятность закрытия "Радио России" вполне реальна. Надо иметь резервный вариант вещания. Такой вариант был разработан с использованием военного канала, который был зарезервирован на случай чрезвычайных ситуаций. Канал не предоставлял возможности качественного эфира, но мог существовать как чисто информационный, и тем не менее техническая схема запасного варианта, на случай открытой конфронтации с союзным руководством, на этом сверхзакрытом совещании была одобрена. Я впервые присутствовал на совещании, где явка освидетельствована твоей росписью на специальном бланке. Все это выглядело и грустно, и смешно. Тогда у России не было своей армии, своих органов безопасности, а Министерство внутренних дел имело выщипанный вид и птичьи права. Несколько генералов-связистов, присутствующих на совещании, поочередно вытирали пот со лба. Я читал на их лицах неподдельный страх, как если бы мы, по собственной инициативе, пригласили их для участия в заговоре. Этот генеральский мандраж, заикающуюся речь заметил премьер и вынужден был даже прикрикнуть на напуганных генералов:
- Вы где находитесь, на территории России?
- Так точно, - почти хором ответствовали генералы.
Тогда входило в моду выражение, придуманное министром юстиции Николаем Федоровым, - "юрисдикция России". Силаев усмехнулся:
- Я, как российский премьер, гарантирую вам безопасность ваших действий. Запомните - и помещения ваших станций, и их оборудование собственность России. Так что будьте добры выполнить приказ.
Ровно через два часа документы сверхзакрытого совещания лежали на столе у первого заместителя Язова, генерала армии Моисеева. Тогда поговаривали, что Моисеев человек Горбачева и вот-вот сменит Язова. Моисеев, естественно, поднял шум. О совещании было доложено Горбачеву, как о действиях российского руководства, имеющих целью создать сеть нелегального вещания на территории Союза. А спустя неделю Силаев с усмешкой показал мне Указ Президента СССР, тоже, разумеется, закрытый, налагающий вето на решение нашего секретного заседания.