И все-таки инициаторы путча совершили две серьезные ошибки. Переоценили авторитет вышеназванных сил, степень их воздействия на массы, им подвластные. Поддержка директорского корпуса не значит - поддержка завода. И во-вторых, они сочли недовольство политикой Горбачева недовольством всеобщим. К тому времени рейтинг союзного Президента опустился до самой низкой отметки - 10-12 процентов. Прибавим к этому затянувшееся декларирование реформ при их полном отсутствии. Кто-то принимает законы, но они не выполняются, кто-то принимает указы, но они не выполняются, кто-то принимает постановления - и та же череда неисполнения. Чисто эмоциональное восприятие - либералы провалились, либералы не могут. Достаточно изолировать Ельцина, а все остальное произойдет само собой. Путчисты поставили знак равенства между недовольством политикой Горбачева и неудачами либералов. Объединив их, сами того не подозревая, они объединили сопротивление. Второй ошибкой явился факт неожиданный. Оказалось, что свобода, право не оглядываться, говорить, двигаться, встречаться самоценны сами по себе и обществом не связываются с экономическими трудностями. Свобода оказалась дороже.
Была и третья ошибочность. В современных условиях шанс на успех имеет только популярный политик. Путчисты этим доводом пренебрегли. Более того, они сделали ход от противного. Объединив в руководстве ГКЧП самых непопулярных и мало любимых политиков: Павлова, Язова, Крючкова, Пуго, Янаева, Стародубцева, никому не известных - Бакланова, Шейнина, Тизякова и других, видимо, полагая, что сложившаяся ситуация внесет коррективы в арифметическое правило, гласящее, что ноль, помноженный на какое-либо число, результат оставит без изменения. Непопулярность, умноженная на одиннадцать (число членов ГКЧП), не создала героического образа коллективного спасителя народа. Все остальное - и невладение ситуацией в армии, органах МВД, КГБ, и, конечно, непомерный масштаб собственного страха - было в-четвертых, в-пятых, в-шестых. Неподготовленность ситуации оказалась очевидной, отсюда эффект неожиданности, а точнее - недоумения. Даже идеально подготовленный заговор в нынешних экономических условиях, в атмосфере национального раздора обречен. Взявшие власть могли просуществовать не более пяти месяцев. Но говорить о смехотворности путча значит лукавить. Помнится, Александр Николаевич Яковлев в дни путча предупреждал о чрезвычайной опасности разворачивающихся событий, об опрометчивом желании недооценивать противника, принижать его возможности. И более чем странным было услышать 21 декабря, на проводах Горбачева, когда, уже став экс-президентом, Михаил Сергеевич прощался с командой, совсем другие, замешанные на обиде, слова Яковлева:
- Ну что вы все твердите, августовский путч, августовский путч... Да ничего, по сути, и не было! Это все равно что на футбольном матче одна из команд не явилась, а другой, прибывшей, записали два победных очка.
Мы ещё вернемся к послеавгустовским событиям. Но есть частности, которые в полной мере могут передать драматизм этих роковых дней.
В ночь с 20-го на 21-е, самую тревожную ночь, я оказался в кабинете Ельцина. Я сказал ему, что единственной радиокомпанией, прорвавшейся в эфир, является "Эхо Москвы". Это очевидное упущение ГКЧП, и мы должны быть готовы, что они опомнятся и в скором времени прикроют и эту станцию. Так и случилось.
Надо искать себя, делать свой собственный прорыв. И нам это удалось мы вышли в телевизионный эфир "из подполья". После 24.00 на орбиты - Урал, Сибирь, Дальний Восток. Это была первая правдивая информация, которая прорвалась в эфир, о событиях, происходящих в Москве, - 35 минут правды. Мы вышли в эфир нелегально, с Ямского поля.
Накануне Кравченко долго пытал специалистов: в полной ли мере блокировано Российское телевидение и нет ли какой-либо щели, незадействованного канала, через который они могут прорваться в эфир. Сотрудники заверили, что Гостелерадио и Министерство связи контролируют ситуацию. К августу мы уже успели проложить коммуникации, которые ещё не были зафиксированы никакими техническими, правоохранительными или иными органами.
О нашем выходе знали, помимо нас, два человека. Валентин Лазуткин, в то время первый заместитель председателя Гостелерадио СССР, он был тогда нашим негласным союзником. Афишировать дружбу с нами было опасно да и неразумно. Именно от него Кравченко мог узнать о нашей домашней заготовке не узнал. Скорее всего, позиция Лазуткина - умолчать - не позволила сделать Валентину Горохову (как руководитель технического центра "Останкино" он знал о нашем замысле) никаких необдуманных шагов. Таким образом эти два человека стали "сообщниками эфирного бунта Российского телевидения". Они рисковали. В тот момент они были на солнечной стороне. Тем значимее их поступок и наша признательность коллегам.
Глава X
НЕТ ХУДА БЕЗ ДОБРА
У ПОГОДЫ СВОЙ РЕЗОН