Хроника времён 'царя Бориса'

Я сказал премьеру, что обязанность Ковалева защищать права страждущих. Таковым в этих трагических столкновениях является гражданское население. Настроениями в армии должен заниматься не представитель Президента по правам человека, а министр обороны. Премьер ничего не ответил. Вздохнул, а затем с каким-то усталым сожалением сказал:

- Неужели мы потеряли этого человека?..

Я понимал и сочувствовал премьеру. Он пробует начать переговорный процесс. Каждый день встречается с представителями Чечни. Правда, трудно понять, насколько они авторитетны там, у себя на родине. Круг консультантов крайне узок. Лучше других владеет информацией Сергей Шахрай, однако к последнему охладел Президент, и это ставит премьера в уязвимое положение. И посоветоваться не с кем, и нарываться на раздражение Президента не хочется.

При всех изъянах у Шахрая есть козырь - он идеолог договора между федеральной властью России и Татарстаном, на который ныне ссылаются как на некий эталон взаимоотношений с национальной республикой внутри федерации. Шахрай понимает это и потому заявляет: "С Чечней могло быть то же самое. Аппаратные интриги оказались выше интересов России. Я был отстранен от решения национальных проблем". В чем-то Шахрай, бесспорно, прав. В федеративном государстве национальный вопрос является ключевым, тем более в тот момент, когда сама идея федерализма нуждается в структурном обновлении и новой идеологии. Здесь, более чем где-либо, нужны логичность и постоянство.

Несогласие с вводом войск в Чечню в стране, пережившей афганскую войну (кстати, в 1991 году дыхание Афганистана было ещё более ощутимым), не только возможно, но и естественно. Президент не мог этого не понимать. Нарушение прав человека, образ второй кавказской войны, обширная вынужденная миграция гражданского населения, - все эти возмущения, слившиеся в один поток, должны были обрушиться на головы тех, кто выбрал и настоял на силовом варианте. Однако, судя по раздражению Президента, в полной мере ответная реакция просчитана не была.

Надо учесть, что незадолго перед чеченскими событиями основательно пошатнулся авторитет военного руководства, и в первую очередь министра обороны Павла Грачева. Скандал вокруг Западной группы войск, публичное обвинение в коррупции бывшего командующего этой группой генерала Матвея Бурлакова, впоследствии назначенного на пост первого заместителя министра обороны, последовавшее затем страшное убийство журналиста Дмитрия Холодова, проводившего журналистское расследование, накалили ситуацию до предела. Президент решил отделаться малой кровью. Министра обороны, который оказался в эпицентре общественной критики, он в обиду не дал, однако генерала Бурлакова впредь, до выяснения всех обстоятельств, касающихся Западной группы войск, от должности отстранил. Так или иначе, Павел Грачев начинал чеченскую операцию при неблагоприятном общественном климате. Президент же, будучи неплохим психологом, построил свою тактику от противного: он дал Грачеву шанс публичной реабилитации. Грачев, судя по его заверениям, одерживает молниеносную победу. В этом случае победителю - только лавры. В случае неудачи, каковая представлялась маловероятной, у Президента развязаны руки: "Я, Паша, сделал для тебя все. Прикрыл тебя в трудную минуту своим доверием, доказал, что не забываю оказанных Президенту услуг и ценю верность, которую ты проявил в ночь с 3 на 4 октября 1993 года. Я дал тебе шанс в Чечне. Ты этот шанс использовать не сумел. Так что не обессудь". Был ли такой внутренний монолог Президента или его не было, не столь важно. Логика поступков свидетельствует: в Чечне министр обязан был показать, на что он способен. И он это показал.

Теперь уже ясно - чеченский конфликт будет иметь не одну, не две и не три фазы.