В этот период Бурбулис был особенно близок к Ельцину. Практически не отходил от него ни на шаг, сопровождая во всех поездках, на отдыхе, теннисном корте, прогулках. Он был и советником, и консультантом, и режиссером дня. В тот момент я искренне сочувствовал ему. До какой степени, думал я, можно забыть о собственной личности, подчинив и отдав всего себя интересам другого человека, при этом помнить о дистанции, о разности общественного положения и нигде не переступить эту грань. А если учесть, что Ельцин не один, а с женой, то точно так же оказаться нужным, понятным другому человеку, войти в роль друга семьи. Зная Бурбулиса - угадывался скрытый бунт тщеславия, одержимость в достижении поставленной цели, - я жалел этого человека и поражался его умению быть незаметно властным. Все беды Бурбулиса случатся потом, а сейчас - он главный архитектор здания под названием "Борис Ельцин". И вопрос лишь в одном: надолго ли хватит его, чтобы носить этот титул негласно, ибо отступи он от принятого образа - и всякое его достоинство мгновенно обернется грехом и пороком, и лавина поруганья будет нескончаема.
На утренней прогулке случился эпизод в духе шекспировского "Короля Лира". Мы шли по уже привычному маршруту, преодолевая незначительные подъемы и спуски, навстречу попадались любители утреннего моциона. Узнав Ельцина, кто-то подходил. У охраны был наметанный глаз - кому разрешить сказать накоротке несколько слов, а кого сдержать, людей сочувствующих, симпатизирующих они чувствовали кожей. Коржаков - начальник охраны, он был с нами, успешно дирижировал этим ритуалом. Еще все было впереди, люди жили надеждами, и добрые, светлые слова в адрес Ельцина произносились легко, и слов этих было много. Ельцин заряжался хорошим настроением, добрел лицом, подшучивал над женой. Сам Ельцин шел впереди, чуть сзади, не вровень - шага на два, на три отступив, шел Бурбулис. А уже потом - его жена Наина Иосифовна, я и Александр Коржаков. Я понял, что так положено. Поспевать за Ельциным было непросто, у него шаг размером под стать росту. Неожиданно я увидел женщину лет 37. Она совершала утреннюю пробежку. Красивое, с южной примесью лицо, темные, отдающие рыжиной волосы, перстень на руке. Вообще её появление выглядело каким-то странным, и было непонятно, по какому маршруту она двигалась - навстречу или нагоняя нас. Но так или иначе она оказалась рядом с Ельциным и стала что-то говорить ему. Мы все замедлили движение, потому что первым это сделал Бурбулис, давая Ельцину уйти чуть вправо, придавая разговору некую конфиденциальность.
- Удачи вам! - это были последние слова, сказанные женщиной, в отличие от других достаточно громко. Мы видели, как Ельцин пожал ей руку и как она побежала скачками, по-спортивному, как это делают бегуньи, достигая финишной черты. Мы снова прибавили шагу. Я о чем-то говорил с Наиной Иосифовной, хотя знал точно, что она слушает меня вполуха, на самом деле её, как и меня, как и Александра Коржакова, как и Бурбулиса, интересует суть сказанного этой, невесть откуда появившейся женщиной. Еще минут десять, а то и пятнадцать Ельцин шел как ни в чем не бывало и только где-то на подходе к корпусу неожиданно произнес:
- Вы знаете, что сказала мне эта женщина?
Ответил не сразу, выдержав паузу:
- Не верьте Хасбулатову.
Ельцина, конечно же, интересовала наша реакция. Никто не спросил: кто эта женщина, почему она так сказала?! Кажется, Бурбулис заметил, что со стороны многое видится иначе, чем вблизи.
Коржаков был прямолинеен - Хасбулатов много "якает" и ему не дает покоя авторитет Бориса Николаевича. Я понял, что наступила моя очередь что-то сказать. Я напомнил ситуацию с шестью членами руководства Верховного Совета, которые выступили против Ельцина, и сказал, что Хасбулатов в тот момент проявил себя лучшим образом. Бурбулис согласился со мной, но сделал уточнение: "Тогда - да. Тогда он вел себя как надо". Я не стал дожидаться, когда он разовьет свою мысль и расскажет о шагах Хасбулатова, сделанных в ущерб авторитету Ельцина. К этому моменту конфликт Бурбулис - Хасбулатов уже обрел некую эскизность. Сказал совсем о другом, на мой взгляд, более важном в этот момент. О том, что главная опасность, подстерегающая всякую власть, - это подозрительность. Не к противникам, нет. К соратникам. (Бурбулис обожал это слово, и я употребил именно его.) В этом импровизированном споре Ельцин ограничился всего одной фразой, сказанной с лукавой усмешкой:
- Руслан Имранович никак не отвыкнет от профессорской манеры поучать, и лично я не понимаю, как депутаты терпят оскорбления, которые ненароком Хасбулатов допускает в их адрес.
Больше на этот счет сказано ничего не было - мы пришли.
РУССКИЙ ФАКТОР