Хроники-5. Голубые саламандры Газпрома

Неуверенно оглядываясь на стариков, Роман пошел вдоль коридора, потерянно рассматривая разбивающие монолит длинных, плохо оштукатуренных стен прямоугольники наглухо закрытых дверей. На каждой были выгравированы загадочные многозначные цифровые коды: «С 2664012 по 5421378… С 7162267 по 9314592…». Роман растерянно встал посреди коридора. С плакатом навстречу никто не спешил, а указание Янки «послушать, присмотреться и никуда не лезть» сейчас представлялось особенно туманным. Лезть ему и самому не особенно-то хотелось – да что себя обманывать, лезть самому, без Янки и Рико, не хотелось особенно! Да и куда тут лезть? Даже если он вломится в эти вот наглухо запечатанные двери или начнет метаться по пустому пространству черного асфальта меж молчаливых и неприступных бетонных корпусов – чего добьется? Поглядят, как на полного идиота, и аккуратно выставят за пределы территории – дескать, иди, псих, отсюда, какое еще центральное капище демона Фарадея, обыкновенный расчетно-договорной отдел городской электросети. Но и прислушиваться-присматриваться тоже не имело смысла. Кого тут слушать – этих вот сидящих в очереди пенсионеров? Позвонить, что ли, напарникам, спросить указаний. Стыдно – сам же кричал, что не первый день в Обществе.

Нашаривая мобилку во внутреннем кармане куртки, расстроенный Роман направился к единственному пустому креслу. Звонить или погодить пока? А если «годить», то до каких пор?

- Нет-нет-нет, молодой человек, не садитесь!

Вырванный из глубины собственных раздумий Роман замер, неловко зависнув над сидением, и с недоумением покосился на поймавшие его за предплечье сухонькие, но цепкие старческие пальцы. Бабулька в платочке улыбнулась ему беззубой улыбкой и прошамкала:

- Вы уж извините, только это кресло Степана Ильича. Он всегда здесь сидит.

- Запаздывает нынче наш Ильич, - гулко, как в бочку ухнул старик с казацкими усами, - Не случилось бы чего.

- Упаси бог. - хлопотливо замахала ладошками старушка в шляпке.

На лестнице тут же послышались тяжелые, с перерывами шаги, хриплое астматическое дыхание и в коридоре появился грузный багроволицый старик.

- Да вот же он, Степан Ильич, и ничего и не случилось! – возликовала старушка в шляпке.

- Утром проснулся, а сердце так жмет, так жмет, прямо хоть скорую вызывай! – шумно втягивая носом воздух и на ходу пожимая всем руки, хрипел вновь прибывший, - Но ничего – валидольчиком закусил – и пришел! Ну а если не я – так кто же? Нельзя расслабляться, нельзя! Старая гвардия еще повоюет! – оттеснив Романа, Степан Ильич плюхнулся на свое законное место, перевел дух, выволок из зажатой подмышкой папки ворох документов и уже бодро поинтересовался, - За кем я нынче, товарищи?

- За мной будете, Степан Ильич! – украдкой стреляя в Романа глазами – не возмутится ли – прощебетала бабка в платке.

Не желая разрушать единение пенсионерских сердец, Роман попятился к облезлому дерматиновому дивану. На диване никто не сидел – занимая его от ручки до ручки, по всей длине вытянулся небрежно прикрытый старой простыней большой сверток. Но Роман решил, что ему и оставшегося свободного места хватит – тем более все равно больше приткнуться негде – и устроился на уголке. Снова полез за мобилкой… Его локоть уперся в сверток. Роман почувствовал как под его прикосновением слегка подается что-то нетвердое, даже упругое… Край простыни соскользнул и на Романа, точно как из бутылки с джинном-прорабом, уставился глаз.

Со слегка желтоватым белком, испещренным красной сеточкой капиллярных сосудов. До половины прикрытый сморщенным старческим веком. Только в отличии от глаза джинна, этот не моргал. Он был совершенно, абсолютно неподвижен и остановившимся зрачком глядел в одну точку.

Романа снесло с дивана. Он отскочил на середину коридора и уже оттуда, с безопасного расстояния разглядел и торчащий из-под другого конца простыни носок изношенного ботинка, и выглядывающие с краю кончики сморщенных пальцев с коротко остриженными ногтями.

- Не пугайтесь вы так, молодой человек, - мягко сказал седоусый, - Наша Анна Ивановна и при жизни была женщиной сугубо мирной, а уж после смерти и вовсе никого не обидит.

- Аня умерла? – всколыхнулся запоздавший Степан Ильич, - Ай-яй-яй! – он вскочил и грузно подбежав к лежащему на диване свертку, приподнял край простыни, открывая тощенькое, будто вынутое из сушилки тельце, облаченное в желто-коричневое клетчатое пальто. – Как же это так вышло?

- А она как всегда первой в очереди была, - словоохотливо сообщила бабка в платке, явно в восторге, что нашелся заинтересованный слушатель, которому можно сообщить столь потрясающую новость, - Небось с шести утра занимала…

- Говорила я ей, что этот ее фанатизм – всегда быть первой – до добра не доведет, - неодобрительно поджала накрашенные губки старушка в шляпке.