Хроники

Незадолго до меня он привел в «Коламбию» Пита Сигера. Но открыл его не он. Пит играл уже несколько десятков лет в популярной фолк-группе «Уиверз», однако при маккартизме попал в черные списки, и ему пришлось трудновато, однако работать он не переставал. Хаммонд горой стоял за Сигера: говорил, что его предки прибыли в страну на «Мэйфлауэре»[2], а родственники сражались в битве при Банкер-Хилле[3], бога ради…

– В голове не укладывается, что эти сукины сыны внесли его в черный список! Да их следует обмазать дегтем и вывалять в перьях… Я выложу тебе все факты, – говорил он мне. – Ты юноша талантливый. И этот свой талант можешь фокусировать и контролировать. У тебя все будет в порядке. Я втащу тебя и буду записывать. И тогда поглядим, что получится.

Меня устраивало. Он положил передо мной контракт – стандартный, – и я сразу же расписался, не вдаваясь в подробности. Оно мне надо, чтобы через плечо заглядывал адвокат, советчик или еще кто-нибудь? Я бы с радостью подписал все, что бы он передо мною ни положил.

Джон посмотрел на календарь, выбрал дату, когда я начну записываться, показал ее мне и обвел. Сказал, во сколько приходить, и велел подумать, что я хочу сыграть. Потом вызвал Билли Джеймса – главу рекламного отдела фирмы – и попросил написать что-нибудь про меня для пресс-релиза.

Билли одевался по моде «Лиги плюща», словно только что выпустился из Йеля. Среднего роста, жесткие черные волосы. Похоже, ни дня в жизни он не был обдолбан, не попадал ни в какие передряги. Я зашел к нему в кабинет, уселся напротив стола, и Билли устроил мне форменный допрос – можно подумать, я ему сейчас выложу всю подноготную. Он извлек блокнот, карандаш и спросил, откуда я. Я сказал, что из Иллинойса, он записал. Спросил, была ли у меня прежде работа, и я ответил, что работал в десятке мест, даже хлебовозку однажды водил. Он и это записал, а потом спросил, где еще. Я ответил, что на стройке, и он спросил, где именно.

– В Детройте.

– Ты поездил?

– Ну.

Билли спросил о семье, где они живут. Я ответил, что без понятия, их уже давно нет.

– Как тебе дома жилось?

Я ответил, что из дома меня выперли.

– Кем работал твой отец?

– ‘лектриком.

– А мать – что она делала?

– Домохозяйка.

– Какую музыку ты играешь?

– Народную.

– Что это за музыка такая – народная?

Я ему сказал, что это песни, которые люди передают друг другу. Терпеть не могу такие вопросы. На них можно не отвечать. Казалось, Билли со мной неуютно – что ж, тем лучше. Мне все равно не хотелось ему ничего рассказывать, я не считал нужным никому ничего объяснять.

– Как ты сюда добрался? – спросил он.

– На товарняке.

– В смысле – на пассажирском?

– Нет, на товарном.

– В грузовом вагоне?

– Ага, в нем. В товарняке.

– Так и запишем – товарняк.

Я смотрел мимо Билли – поверх его плеча, в окно, через дорогу, на соседнее конторское здание, где в другом окне чем-то увлеченная ослепительная секретарша деловито писала за столом. Очень задумчиво, и ничего смешного в ней не было. Жалко, что у меня нет телескопа. Билли спросил, кем я вижу себя на сегодняшней музыкальной сцене. Я ответил: никем. Тут все было правдой – я действительно считал, что не похож ни на кого. А остальное – болтовня, базар торчка.

Ни на каком товарняке я никуда не приехал. Говоря по правде, со Среднего Запада я добирался в четырехдверном седане «импала» 1957 года – прямо из Чикаго, хоть к черту, но побыстрее. Всю дорогу мы гнали через дымные городки, по извилистым дорогам, зеленым полям, укрытым снегом, вперед, на восток, через границы Огайо, Индианы, Пенсильвании, круглые сутки. По большей части я дремал на заднем сиденье, иногда мы болтали ни о чем. Я думал только о своих тайных замыслах. И вот мы переезжаем по мосту Джорджа Вашингтона.

Большая машина замерла на другой его стороне и выпустила меня. Я захлопнул дверцу, помахал попутчикам и остался на утоптанном снегу. В лицо ударил кусачий ветер. Наконец я здесь – в Нью-Йорке, городе, похожем на паутину, которую слишком сложно постигать. Я и не собирался.

Я приехал сюда, чтобы найти певцов – тех, кого слышал на пластинках: Дэйва Ван Ронка, Пегги Сигер, Эдца Маккёрди, Брауни Макги и Сонни Терри, Джоша Уайта, «Нью Пост Сити Рэмблерз», Преподобного Гэри Дэвиса и еще кое-кого. Но больше всего на свете мне хотелось найти Вуди Гатри. Нью-Йорк, город, который вылепит мою судьбу. Современная Гоморра. Я стоял в самом начале начал, однако неофитом ни в каком смысле не был.

Прибыл я в самый разгар зимы. Холод стоял свирепый, все городские артерии забиты снегом, но я приехал из замороженной Северной Страны – того уголка Земли, где темные мерзлые леса и льдистые дороги меня не смущали. Преодолеть лишения я мог. Я искал не денег и не любви. У меня с собой имелись обостренное осознание и укоренившиеся привычки, я был непрактичен и в придачу – визионер. Разум мой был крепок, словно капкан, и подтверждения мне были без надобности. В этой темной леденящей метрополии я не знал ни души, но это скоро изменится. И притом быстро.