Хроники Академии Сумеречных охотников. Книга 2

Укачивая ребенка, он вышел и встал в дверях кухни, наблюдая за всеобщим весельем. Три года назад Магнус и подумать не мог, что такое вообще когда-нибудь случится. В одной комнате собралось так много людей, и с каждым его что-то связывало. Слишком многое изменилось – а ведь перемены, похоже, только начинались. Конесно, тяжело было думать обо всем, что потеряно, но мысли о том, что он приобрел за это время, не давали совсем упасть духом.

Магнус посмотрел на Алека, стоявшего между родителями. Тот явно чувствовал себя уверенно и спокойно, рот его чуть изгибался в мягкой улыбке.

– Может быть, однажды останемся только мы с тобой, моя маленькая черничинка, – пробормотал Магнус. – Но это будут еще очень, очень, очень нескоро. Мы позаботимся о нем, ты и я. Правда ведь, позаботимся?

Макс Лайтвуд издал счастливый бормочущий звук, и маг воспринял его как согласие.

Эта теплая ярко освещенная комната – на самое плохое место для начала жизненного пути. Пути к познанию, что жизнь – важнее всего, что только дано знать людям. Что на свете есть бесконечная и безграничная любовь. И есть время понять и испытать это. Магнус верил в это – ради себя, ради своего сына, ради своего любимого, ради всех сияющих от счастья смертных и вечно борющихся с трудностями бессмертных, которых он знал.

Маг отложил бутылочку в сторону и прижался губами к пушистым завиткам, покрывавшим головку его сына. Макс что-то неразборчиво хныкнул прямо ему в ухо.

– Не волнуйся, малыш, – пробормотал Магнус. – Мы все с тобой.

Ангелы сходят дважды

– Думаю, надо ее похоронить, – на последнем слове голос Джорджа Лавлейса задрожал. – Как полагается.

Саймон Льюис оторвался от работы и поднял глаза на соседа по комнате.

Джордж относился к тому типу парней, которых Саймон терпеть не мог. Он считал, что у таких загорелых качков с кубиками на животе и невероятно сексуальным (по крайней мере, если верить всем девушкам и очень многим парням, которых спрашивал Саймон) шотландским акцентом мозг должен быть размером с крысиную какашку, а на лице – вечно умоляющее выражение.

Но Джордж любое мнение Саймона ставил с ног на голову, чуть ли не ежедневно. Например, как раз сейчас он занимался именно этим – стоял и вытирал со щек что-то, подозрительно смахивающее на слезы.

– Ты что… плачешь? – Саймон не верил собственным глазам.

– Нет, конечно. – Джордж еще раз яростно потер глаза и чуть смущенно добавил: – Хотя в свою защиту я мог бы сказать, что смерть – ужасная штука.

– Это просто дохлая крыса, – заметил Саймон. – Дохлая крыса в твоей туфле, могу добавить.

За время жизни в Академии Саймон с Джорджем поняли, что залог счастливого соседства – четкое разделение труда. Поэтому Лавлейс отвечал за уничтожение всей живности, обнаруженной в туалетах или под кроватями, – крыс, ящериц, тараканов и даже изредка появлявшегося странного существа, словно бы состоящего из трех разных созданий (видимо, их предок обидел какого-нибудь мага). На Саймоне лежала обязанность избавляться от всего, что ползало в одежде и под подушками. Его передернуло от воспоминания, когда он впервые осознал, что на этом они спят.

– Между прочим, из нас с тобой только одному на самом деле довелось побывать крысой – и он, как ты наверняка заметил, что-то не рыдает.

– А вдруг это последняя мертвая крыса, которую мы нашли? – всхлипнул Джордж. – Подумай об этом, Сай. Это может быть последняя наша с тобой мертвая крыса за всю жизнь.

Саймон тяжко вздохнул. Чем меньше времени оставалось до Восхождения – дня, когда они официально превратятся из студентов Академии в настоящих Сумеречных охотников, – тем печальней Джордж то и дело жаловался, что для них то или иное совместное занятие может оказаться последним. А теперь, когда луна озарила последнюю ночь их пребывания в Академии, у него, видимо, совсем крыша поехала.

Легкую ностальгию Саймон еще мог понять: этим утром на физкультуре Делани Скарсбери в последний раз назвал его кривоногим очкариком и тощей закуской для демона, – а Саймон едва удержался, чтобы не сказать ему спасибо в ответ. Да и заварной крем в мисках, почему-то пахнувший мясом и поданный в виде десерта на ужин, всем показался почти не тошнотворным.

Но сходить с ума по окоченевшей и заплесневевшей крысе? Это уже перебор.

Оторвав от старого учебника демонологии обложку, Саймон умудрился с ее помощью выкопать крысу из туфли, не прикасаясь к трупику. Бросил ее в один из пластиковых пакетов (их, специально для этой цели, принесла Изабель), туго его завязал и – барабанная дробь – выкинул в мусор.

– Покойся с миром, Джон Картрайт Тридцать четвертый, – торжественно провозгласил Джордж.

Они всех крыс называли Джонами Картрайтами – чем невероятно бесили настоящего Джона Картрайта. Саймон улыбнулся, вспомнив, как задиристый высокомерный одноклассник залился краской гнева, узнав об этом. Как начала пульсировать вена на его отвратительно толстой накачанной шее.

Может, Джордж и прав.

Может, когда-нибудь они действительно будут скучать по здешним крысам.