Все нотки участия, так искусно воспроизводимые голосовыми связками прямо с диафрагмы, этот настоящий женский голос, когда звучат низкие чуть с хрипотцой нотки, от которых у мужчин перехватывают дыхание, ‒ всё это было отработано Модлен до совершенства ещё на мне. Сейчас она просто развлекалась, вовсе не думая о бедном придворном, который с минуту на минуту начнёт корчиться от боли у её стройных ног. Вполне вероятно, что она и не верила в отравление, а принимала за очередное ухаживание песню импозантного мужчины в дорогом сюртуке из шалона.
‒ Модлен, ‒ обратился с порога, переключая её внимание на себя.
‒ У нас срочное дело, ‒ воззвал к ответственности.
‒ Возьми ключи от машины и банковской ячейки, ‒ побудил к действию, чтобы она посмотрела в сторону искомого.
‒ Я уже договорился, нас ждут, ‒ наврал и отрезал путь к отступлению. Затем взял с комода изящную сумочку и удостоверившись, что ключи на месте, пошёл к выходу. Я по собственному опыту знал, что только прямые приказы в повелительной форме срабатывают, если времени категорически нет!
Да, расслабилась дорогая, потеряла форму, в прежние времена могла заявить: «Тебе надо, ты и отправляйся!» или «Оставь сумочку в покое!». А здесь вскочила и ринулась догонять. Чем я, собственно, и воспользовался, запрыгнув в припаркованный у входа автомобиль. Помахав призывно аксессуаром, я завёл машину и сунул по себя чужие тайны. Это кусок дорогой кожи с застёжкой преодолел за тысячелетия массу эволюций, но основной функции не изменил, ‒ хранить женские тайны.
Модлен хлопнулась рядом, с сердитым видом сложила на груди руки, словно защищаясь от неожиданно ворвавшегося в её размеренную жизнь бывшего мужа. Я крикнул графу, чтобы поторопился и нажал стартер.
Модлен молчала, по-видимому, соображая, что делать в сложившейся ситуации. Мне она точно не доверяла, и было отчего. Но я боялся, что хоть одна, пусть и критически недоношенная мысль, образуется у неё в голове. Нельзя было давать ей думать, и тогда спросил о самом главном:
‒ Как ты тут без меня?
‒ Мы куда едем? ‒ задала она первый идиотский вопрос, как будто неясно было, что в банк.
‒ А ты стала ещё женственнее. Сменила причёску? На вечеринки с танцами ходишь?
‒ Почему ты не дал Антону, своему сыну, денег на университет? – задала она безумно важный сейчас вопрос. ‒ Пришлось заложить папин дом на Огненной земле, а ты знаешь, что он для меня значил.
Стоп. Модлен в обычной манере с места в карьер восстановила прежнюю боевую форму. Приятно осознавать своё магическое мужское обаяние, способное через много лет вызывать настоящую женскую злость. Нет, решил про себя, спать с ней больше точно не буду.
‒ Готов, готов сразу и навсегда все возместить, помнишь, холостяцкую квартиру в Париже, могу оформить дарственную. Но, насколько я знаю, Антон успешный архитектор и у него нет нужды в средствах, ‒ по привычке сделал калитку в своих обещаниях для военного манёвра.
‒ Тогда едем к нотариусу, а затем в банк, ‒ Модлен с хваткой женщины, не обременённой комплексом матери Терезы, решила ковать железо пока светиться.
‒ Милая, всей душой стремлюсь расстаться с недвижимостью во Франции, но есть маленькая такая причина, которая помешает стать бездомным прямо сейчас.
‒ Так и знала! У тебя всегда есть отговорки, выкладывай, что нужно. Просто так ты и малярийного комара газетой не прихлопнешь.
‒ Противоядие! Его сиятельство граф, наверняка, успел рассказать.
Весь диалог происходил под шум от покрышек, рвущих асфальт на скорости 185 км в час, которые я выжимал из Duesenderg J Convertible Coupe SWB by Murphy 1931 года, оставленного в гараже после развода. Теперь хотелось разбить раритетную машину, лишь бы Модлен не протирала кузов по утрам фланелевой тряпочкой для мебели, забывая проверить уровень масла в двигателе.
‒ А зачем? Я так и не поняла. Вы что отравились? И давно? И что теперь делать?
Вот всегда поражался дамской логике. А что, имеет кардинальное значение, когда это произошло, если противоядие не ждёт, или это для разговора? Ну почему бы не поболтать! А вот насчёт вопроса: «Что делать?» ‒ здесь и маститый профессор по клинической психиатрии разведёт руками.
‒ Надо, ‒ ответил с суровым лицом, начиная закипать и совершенно при этом напрасно.
‒ Ты почему со мной так разговариваешь? Останови машину, никуда я с вами не поеду, ‒ тут же отреагировала она на моё раздражение с обиженным лицом.
‒ Модлен, если я умру, а это может произойти прямо сейчас, то не видать тебе квартиры в Париже никогда.
На улицах стояла та особенная тишина, когда бриз только собирался с силами, чтобы переменить направление и начать дуть с моря. При розовом свете занимавшегося восхода было видно, что подпрыгивающий на заднем сиденье с абсолютно белым лицом Модест Алексеевич держится из последних сил, явно намереваясь упасть в обморок,
‒ Ему дурно, ‒ заметила Модлен, посмотрев в зеркало, ‒ Надо срочно отвести твоего вельможу в больницу. Не хочу за него отвечать.
‒ Дорогая, сейчас обоих повезёшь, но не в больницу, а в морг. Всё, мы приехали, звони директору банка, чтобы нас пустили к ячейке.