Хроники Алмазного камзола

Семён заворожённо, словно под гипнозом, подключал всё новые и новые контейнеры с гелием, создавая неимоверный топот босыми, но чистыми ногами.

Боль от раскалённого штурвала заставила с криком разжать ладонь. Яхта вывалилась в открытый космос из разорванного надвое крейсера без травм и повреждении, похожая на восход Авроры над бесконечно голубыми океанами Земли.

‒ Семён, мы что теперь нищие? – остановил дьявольского кочегара.

‒ Точняк! Под чистую. Хватит только приземлится. Но я счастлив как босоногий пацан в цирке Дю Солей! Здорово мы им обосновали нашу позицию. Они нам «Раз», а мы им «Два» и с кисточкой. Кэп, респект полный! Можете на меня рассчитывать стопроцентно. Порву горло любому, только скажите.

***

На следующее утро приказал Гектору подать завтрак в садовой беседке, откуда начались вынужденные авантюры в космосах. Крепкий чёрный чай ударил в голову непомерным давлением, да так, что было полное ощущение, будто из ушей хлещет настоящий пар. Чтобы унять горечь от вялой работы печени старого алкоголика, разгрыз кусочек сахара. С удовольствием развернул свежую газету и тут же выплюнул сладкие крупинки: всю первую полосу занимал манифест о коронации Императора Платона I.

Конечно, смерть старого императора была неизбежным делом, но, Бог мой, как не вовремя! Оставлять молодому наследнику войну с транспланетной корпорацией, когда в сенате образовались партии, готовые на любые диверсии ради собственных интересов. Да, здесь было от чего тревожиться.

Со вздохом извлёк из рундука эбонитовый телефон дальней связи и попросил барышню соединить с бывшем учеником, а теперь Императором Платоном I.

‒ Ваше Величество, позвольте выразить сочувствие. Готов в любой форме быть полезным империи и Вам лично в столь трудный час.

‒ Благодарю, позвольте узнать, это ваша работа, там на орбите? Знакомый почерк.

‒ Так обидно стало: домой не пускают. Пришлось пробиваться.

‒ Не в пример вам, моё сражение оказалась провальным. Император от переживаний скончался от сердечного удара.

‒ Узнал из газеты. Соболезную.

‒ Вы ещё готовите абсент? Есть важный разговор…

5. Просьба императора

Чё-то пасмурно стало рядом с сердцем. Я встал на крышку рундука и посмотрел вдаль, где совсем беспечно реяли над мангровыми зарослями белые стерхи будто время застыло и им дела не было до моих исключительных переживаний: «Вот пернатые гады», ‒ подумалось. Снова сел в кресло, обтянутое кожей тапира с протёртым в середине пятном.

‒ Семён, а где чемоданы с бумагами директора?

‒ Кэп, я тут, пока вы спали, котировки акций посмотрел. Гиены капитализма порешали аннулировать свои обязательства перед рабочими станций в связи с войной. Всё, амба! Нет им цены ни копейки. Как вы сказали: «бумага!» На розжиг и то нельзя: дым противный.

‒ Следовало ожидать. И чё! Мы без ненавистных графенов? Мн-да, ситуация… Ты танцевать умеешь?

‒ Смеётесь? У меня родственников нет. Письма слать некому.

‒ Значит не умеешь. Печально, ‒ в задумчивости постучал перстнем с чёрным алмазом по столу из кованного иридия.

‒ Вы типо, по-настоящему? Если прикажите, легко! – Семён несколько раз неуклюже подпрыгнул. ‒ Могу чечётку дать. ‒ уверенно сделал основной шаг.

‒ Бодрит, но попробуем обойтись проверенной методой. Ты кормил узника яхты «Модлен»?

‒ О, я его забыл в трюме. Сейчас. А зачем он нам?

‒ Ведите уже. Всё вам расскажи. Сначала заставь помыться и накорми. Потом сюда. Гардероб найдёшь у камердинера, подберите что-нибудь пафосное.

‒ Он сломался.

‒ Кто, Гектор? Не может быть: он вечный, как Эйфелева башня. Что ты с ним сделал? Вот когда успел!

‒ Вам директора готовить? Или железякой заняться?

‒ Предоставьте начинающее дарование. А за камердинера потом отчитаетесь.

У меня особенная привычка, пережиток дурного воспитания, обращаться к знакомым и подчинённым на Вы, чтобы подчеркнуть обязательность просьбы.

Не успел приговорить чайничек обжигающе крепкого «купчика», как раздались шарканье бамбуковых вьетнамок по дорожке, выложенной зелёным кварцитом. Хорошо, что в чашке оставалось совсем ничего, иначе рубашку точно пришлось бы выкидывать. Директор предстал в бирюзовой ливрее с золотыми позументами и широких драповых штанах крупной клетки из театрального гардероба.

‒ Вы сами или Семён блеснул? ‒ поинтересовался. ‒ Тебя как по батюшке? ‒ пряча улыбку спросил коварного костюмера.

‒ Петрович, ‒ бойко рапортовал юморист.

‒ Итак, вы сами придумали столь помпезный образ или Семён Петрович потрудился?

‒ Его работа, ‒ хмуро буркнул директор, не зная, что делать с вылезающими из узких рукавов кружевами белой батистовой рубашки.

‒ А у самих не получилось?

‒ С ним поспоришь! Драться лезет. Можно сниму?