— Да, — ответил он. — Они едва не одолели нас, когда умер король Утер. А теперь мы не нападаем, потому что боимся поражения. О, конечно, победа достанется им нелегко, мы нанесем врагу тяжкий урон. Но, я думаю, они пересилят… Посмотрим, что там у них, хорошо все обмозгуем, а потом решим, готовиться ли к нападению.
— Хорошо, — сказал Ганелон. — Меня уже тошнит от ожидания. Вернемся — напомнишь мне подумать обо всем еще разок.
И мы отправились в разведку.
Сперва мы ехали на север, потом выбрали удобное место и спрятались в холмах, откуда был виден Круг. Там, внутри, они поклонялись чему-то или упражнялись с оружием. Я прикинул — их было тысячи четыре. У нас — не больше двадцати пяти сотен. Были там и странные летучие, ползучие и прыгучие твари, издаваемые ими звуки разносились повсюду. Но сердца наши не дрогнули. Угу, как же.
Все, что мне требовалось — несколько минут с глазу на глаз с их вожаком, и так или иначе, все будет решено. Все, полностью. Я не мог сказать об этом друзьям, но правда была именно такова.
Дело в том, что я-то и был виноват во всем этом, хотя бы частично. Круг — моя работа, мне от него и избавляться, если сумею.
А уверенности в этом у меня не было.
В страдании, ярости, ужасе и муке вызвал я это проклятие к жизни. И на всех землях отразилось оно. Такова цена кровавого проклятия принца Амбера.
Мы следили за Стражами Круга всю ночь, а утром уехали.
И решили — атаковать!
На обратном пути нас никто не преследовал. А когда мы вернулись в Твердыню Ганелона, то засели за планы. Наши силы были уже в отличной форме, и мы решили атаковать как можно скорее.
Лежа рядом с Лоррейн, я сказал ей об этом. Она должна была знать. Я мог унести ее отсюда в Тень этой же ночью, если бы только она согласилась.
Но Лоррейн возражала.
— Я останусь с тобой, — сказала она.
— Хорошо.
Я не раскрыл ей, что все будет решено моею рукой, но, похоже, она догадывалась об этом и по какой-то причине верила мне. Я бы не верил, но в конце концов, это ее право.
— Ты знаешь, чем все может обернуться, — предупредил я.
— Знаю, — отвечала она, и было ясно, что действительно знает.
Потом мы занялись кое-чем еще, а позже — уснули.
Ей приснился сон.
Утром Лоррейн сказала мне об этом.
— И что же ты видела? — спросил я.
— Предстоящую битву, — объяснила она, — и ты бился с рогатым.
— И кто победил?
— Не знаю. Только пока ты спал, я сделала кое-что полезное для тебя.
— Лучше бы ты этого не делала. Обычно я сам о себе забочусь.
— А потом я увидела свою смерть.
— Давай-ка я заберу тебя отсюда в укромное место.
— Нет, мое место здесь, — твердо заявила она.
— Я не собираюсь лишать тебя свободы, — сказал я, — просто мне по силам спасти тебя от привидевшейся во сне судьбы. Поверь, для меня в этом нет ничего сложного.
— Я верю тебе, но никуда отсюда не уеду.
— Чертова дура!
— Я хочу остаться.
— Ну, как хочешь… Слушай, а может, мне послать тебя на Кабру?
— Нет.
— Проклятая дура!
— Я знаю. Я люблю тебя.
— Глупая, правильно надо говорить: «Ты мне нравишься». Помнишь?
— Ты справишься с ним, — сказала она.
— Иди к черту! — ответил я.
И она тихо заплакала и не могла успокоиться, пока я не утешил ее еще раз.
Такова была Лоррейн.
Глава 3
В то утро я задумался обо всем. И о своих братьях и сестрах, словно об игральных картах, что было мягко говоря неверно. Я вспомнил клинику, где очнулся, вспомнил, как прошел Образ в Ребме, о Мойре, которая сейчас была, должно быть, с Эриком. Я подумал о Блейзе, о Рэндоме, Дейдре, Каине, Джерарде и Эрике…
Разумеется, это было утро битвы, наш лагерь стоял в холмах у Круга. Несколько раз на нас нападали — это были небольшие партизанские стычки. Истребив нападавших, мы следовали дальше. Достигнув заранее намеченного района, мы разбили лагерь, расставили стражу и отправились отдыхать. Наш сон не потревожил никто. Я проснулся, размышляя, неужели все сестры и братья думают обо мне то же, что и я о них. Это было бы грустно.
Уединившись в небольшой рощице, я налил в шлем воды, взбил пену и сбрил бороду. А потом, не торопясь, оделся в свои поношенные цвета. Теперь я вновь был тверд как камень, черен как земля, и суров как дьявол. Сегодня — тот самый день.
Я надел кольчугу, шлем, надвинул забрало, перепоясался, сбоку пристегнул Грейсвандир. Потом заколол плащ на шее булавкой в виде серебряной розы.
Тут за мной явился посланец известить о том, что почти все готово.
Я поцеловал Лоррейн, которая все же настояла на том, что будет здесь. А потом уселся на свою чалую по кличке Звезда и отправился вперед.
По дороге ко мне присоединились Ганелон и Ланс.
— Мы готовы, — дружно сказали оба.
Я вызвал офицеров и дал им инструкции. Они отсалютовали, повернули коней и разъехались.
— Теперь недолго, — сказал Ланс, раскуривая трубку.
— Как твоя рука?
— Хорошо, — ответил он. — А после твоей вчерашней обработки даже чудесно.
Я поднял забрало и закурил.
— Ты сбрил бороду, — удивился Ланс. — Не могу даже представить тебя без нее.
— Так шлем прилегает лучше, — ответил я.
— Желаю нам удачи, — сказал Ганелон. — Не знаю никаких богов, но если кто-нибудь из них позаботится о нас, я буду ему благодарен.