Хроники Арбайтенграунда. Часть 1

Прошло минут пятнадцать, прежде чем Лабби появился в неновом жилете, белой рубашке и с галстуком. Многие в зале притихли. Пианист заиграл мотив, и Лабби запел – сначала едва слышно:

Я по свету немало странствовал,

Видел Париж, Берлин и Вашингтон,

Но мне становилось досадно,

Вдали от тебя, мой дом!

Затем подключился саксофон и ударные, пианист заиграл быстрее; Лабби всё время повышал голос, перекрывая их:

Дом! Где мой дом,

Этот «маленький Нью-Йорк»?

Где мой дом? Почему я здесь?

Ни одной родной души!

Где мой дом? Где «Нью-Йорк»?

Мне печально на душе;

А ведь там моя любовь

Вздыхает обо мне…

Его голос звучал громко, развеивая сигарный дым, врезаясь, а затем лаская слух слушателей. Он перекрикивал пьяниц, но делал это так красиво, хотя и несколько не попадая в ноты, от чего сердце дрожало и кровь прилипала к рукам – такая музыка вызывала приятное волнение и желание бежать, прыгать и плясать. Слова складывались в рифмы, рифмы в мелодию, сливаясь с высокими нотами и слегка дрожащим голосом. Рейнер видел, как руки его слегка тряслись, неудачно пытаясь выдавить какой-то яркий жест, словно он на грани истерики… А Лабби смотрел на неё. Она – на него, не отрывая взгляда; в них отображался и он, и сцена…

Закончил он через четыре минуты. Когда закончил и поклонился, по залу раздались бурные аплодисменты и свист, Рейнер вздрогнул и даже вскочил со стула; соседи по столику последовали его примеру. Лили же одна не аплодировала: она сидела и, безмятежно улыбаясь, курила. Однако глаза её всё так же сияли и были прикованы к сцене, даже когда Лабби спустился в медвежьи объятия Матиаса и братьев. Пока они его хлопали по плечу, смеялись и говорили комплименты, Рейнер первым заметил, как к ним подошла Лили, покачивая бёдрами. Лабби выпрямился и сказал:

– Понравилось?

Она обнажила зубы:

– Ты был великолепен.

Они немного помолчали. Рейнер видел, как Лабби неловко; тот покраснел, из-за чего был похож на школьника. Неожиданно он выпрямился и представил ей братьев, а также Матиаса, назвав его «другом семьи». Лили пожимала всем руки. Рейнер нахмурился: несмотря на этот глубокий взгляд, отображающий, словно зеркало, всё вокруг, фальшивая улыбка её пухленьких губ растягивала щёки, будто резину. Когда Лабби замолчал, она сказала:

– Я очень рада, честно! Лабби, я и не думала, что у тебя такая большая семья!

Остаток вечера – почти до девяти часов, – они говорили о работе, любимых мелочах и жизни. Все старались опустить неловкие моменты, говоря, что «жизнь их ничем не отличалась от жизни типичной семьи Клайнсланда – работа, работа и ещё своё хозяйство». Никто, даже сам Лабби, не заикнулся по поводу дня рождения матери: все понимали, что пригласить на семейный праздник фактически чужую девушку – не самая лучшая идея. По крайней мере, пожилая именинница этого точно не оценит.

Лили сказала:

– Если хотите, можете завтра зайти в обед на чай. Вот мой адрес. – Она положила на стол бумажку.

Все замолчали, потупив взгляды. Лабби сказал:

– Как же твой муж? Не будет против?

Понятное дело, что приглашение в гости могло нарушить планы по подготовке к празднику, уборке и украшению дома, покупке подарков и встречи с матерью, которая жила чуть ли не на границе Западного и Центрального округов.

– Он всё равно на подработке: к отпуску копит.

– Тогда, может, в воскресенье? С мужем познакомимся, сдружимся…

Она поникла.

– Ну, хорошо…

Краска возбуждения и стыда прилипла к лицу Лабби, он смял полы скатерти.

– Завтра у нас в семье занятой день… Но я смогу с тобой встретиться, если хочешь.

– Ладно, можно так сделать. Два чаепития за выходные – это прекрасно. Может, муж всё-таки будет, но маловероятно… – Она улыбнулась. – Хорошо, Лабберт, буду ждать.

Они договорились встретиться в самое оптимальное время: с двенадцати до часу, ибо далее у него просто не будет времени.

На этой ноте Лили встала и, смеясь, ушла. Гости потихоньку расходились. Братья и Матиас оплатили счёт, вышли на улицу. Все, кроме Лабби, закурили у входа.

– Ну как, как вам она? – говорил он, едва ли не прыгая вокруг них.

Его глаза при свете полумесяца сияли, отображая небо; он был похож на колибри, которая не могла жить без движения и ни на минуту не давала своему телу покоя. Остальные, смутившись такому влюблённому юношескому порыву, молча затягивались, переглядываясь между собой. Рейнер заговорил первым:

– Хорошая.

Лабби слегка нахмурился, но продолжал улыбаться.

– Не понимаю, не понимаю! В чём же? Что в ней хорошего, скажите? Почему вы молчите?

– Тебе не кажется, что ты слишком торопишься? – сказал Артур. – Вы сутки как знакомы, а она уже тебя в гости приглашает.

– Что же в этом такого?

– Во-первых, тогда стоит пригласить её к нам, что явно не лучший вариант, когда в твоём доме в качестве домашних животных обитают крысы. Во-вторых, это немного странно: так быстро приглашать в гости, хотя даже недели не прошло, и при муже.

– Но если человек решил меня пригласить…

– Да спустись с небес на землю!

– Почему?! – сказал Лабби и побагровел.

– Потому что она ведёт себя как фальшивая шлюха, – сказал Георг.