Хроники Арбайтенграунда. Часть 2

Когда же Хассе закончил, раздались слабые аплодисменты – ни улыбок, ни восклицаний. Писателя это ничуть не смутило; он улыбнулся, помахал всем рукой и нетвердой походкой направился к выходу. Иосиф вскочил и пошел вслед за ним, на ходу включил магнитофон.

– Герр Хассе, можно с вами поговорить?

– Конш, сын мой.

– Может, остановимся?

– Нет, мне нужен свежий воздух.

Иосиф отключил магнитофон и с трудом дождался того момента, когда они вышли на улицу и зашли за угол. Небо полностью почернело, показались первые звезды, и засияла полная луна. Поэт поежился: ветер пронизывал до костей и щекотал нос. Хассе достал из кармана самокрутку и затянулся. Только сейчас, при свете фонаря, Иосиф впервые посмотрел своему собеседнику в глаза: они красные. Нет, не растертые, а красные, зрачки сужены. «Так он не просто курит, он употребляет, – подумал поэт. – Черт! Ладно, интервью все равно надо взять, ведь когда потом мне еще представится такая возможность?» Он огляделся по сторонам, но никого не увидел – даже Жозефина с Йозефом куда-то запропастились. «Ладно, без них даже легче».

Иосиф включил магнитофон и сказал:

– Итак, герр Хассе, расскажите о том, что вас подвигло написать первый роман, «Лучик надежды»?

Писатель протянул самокрутку.

– Будешь? Нет? Корош, слушай. Я тут задолжал двум таким червякам, чтоб товар пополнить. Тип того. – Он показал на самокрутку. – Хорош товар, нечего сказать. А я как раз сидел без работы, депрессия, развод и все дела. Хотелось курить, вот и обратился к ним, они сверху как раз жили, снимали жилье… Ну, купил мархушу, а денег-то нет! И чего? Они мне угрожать стали, а я как раз делал заметки для романа. Вот и настругал по-быстрому, денег заработал, отдал им. До сих пор товар беру.

– А кто они, ваши… друзья?

– Наркоши, как и я. Вообще они банками занимаются; просто знакомые появились, которые научили их ремеслу. Вот и подхватили это, закрутилося все, завертелося. Хорош товар, зря, кст, отказываешься.

Хассе затянулся и закатил глаза.

– О да-а…

Иосиф едва открыл рот, как из-за угла послышалось:

– Ну наконец-то, а то мы тебя по всей библиотеке ищем!

Он выключил магнитофон и обернулся. Голос принадлежал Жозефине, а рядом с ней стоял пошатывающийся Йозеф. Поэт поморщился: от арендодателя разило, в одной руке он держал бутылку виски. «Похоже, пара глоточков и пиво ранее сделали свое дело», – подумал Иосиф и отстранился от пьяных объятий.

– А это че? – сказал Ренау, поворачиваясь к Хассе.

Писатель улыбнулся и протянул наполовину сгоревшую самокрутку. Йозеф взял ее, повертел в руках и закурил, а затем взвыл, словно пес.

– Ух, вот так штучка!

– Фу, нельзя! – прошипел Иосиф, понимая, что дело зашло слишком далеко. – Пойдем домой.

– Что это? – шепнула Жозефина и показала на окурок.

– Марихуана.

Поэт тут же пожалел об ответе. Дама сердца ахнула, взяла его за воротник и как маленького ребенка потащила к машине, где ждал шофер. Иосиф посмотрел на смеющихся Йозефа и Хассе и подумал: «Ладно, пускай развлекаются. Не мое дело. Зато хоть что-то есть с интервью, а там уж посмотрим. Хассе даже не вспомнит о нашей встрече!»

…Жозефина отказалась от ужина, и в подъезде влюбленные расстались. Иосиф поднялся к себе, но едва успел раздеться, как зазвонил телефон.

– Алло, это я, Джута. Ну что, как все прошло?

Иосиф рассказал ей про интервью и напоследок спросил:

– Думаешь, стоит такое печатать?

Она фыркнула.

– Шутишь? Это же ведь здорово! Только поменяй имена – и все тут. Кстати, зачем я тебе звоню? Ах да. В общем, у меня есть знакомый, папин друг и главный редактор сатирической газеты «Знаменитости и прочие неприятности». Я могу туда отправить твою статью, только принеси ее мне уже в готовом и откорректированном виде, ладно? И моменты про то, что он был не в адекватном состоянии, убери.

Поэт просиял.

– Врешь, не может быть! Конечно, пришлю, спасибо. А если честно, то почему именно я?

– Ну как же? У нас была знаменитость, ты взял у нее интервью, а меня Ульрих попросил продвигать клуб, ведь в последнее время народу не прибавляется.

– Доходы мне причитаются?

– Да, конечно.

Иосиф согласился и повесил трубку. Он остался один, в тишине, а до сна, по режиму, еще полтора часа. «Ладно, – подумал поэт, – чем раньше начну, тем быстрее закончу».

12

На следующее утро Иосиф проснулся от боли в затекших руках. Один из черновиков прилип к его щеке и с неохотой отклеился, оставил после себя синее пятно. Ноги ослабли, Иосиф с трудом дополз от стола до кровати и несколько минут полежал под одеялом. Вскоре он вышел из комнаты, но не обнаружил Йозефа и впервые за два месяца провел завтрак не под шум радио, а в тишине и один.