Хроники Б-ска +

Естественно, вторая скрипка-половинка предназначалась мне. Во мне видели будущего Давида Ойстраха или же вундеркинда Бусю Гольдштейна, об успехах которого денно и нощно трубили по радио. И хотя в музыкальной школе преподаватель Белодубровская открыла во мне какие-то способности, учился я играть на скрипке из-под палки. Жили мы на Трудовой улице, а музыкальная школа размещалась на другом конце города – у сквера Кравцова (сейчас в этом здании кафе «Василий»). В этой музыкальной школе учились, в основном, дети с Урицкой, Пионерской и других близлежащих улиц. И как же некомфортно было мне таскаться с Трудовой со скрипочкой под ехидные замечания гоняющих по улицам сверстников! Скрипка вызывала у ребят ассоциации типа «интеллигент» и «белоручка». Особенно обидным было оказаться в категории «белоручек». Это было, пожалуй, почище, чем барчук, чистоплюй, маменькин сынок.

А уж быть маменькиным сынком и белоручкой значило быть изгоем. Не знаю, почему, но умываться, а тем более, стричь ногти, пацаны боялись как огня. И несмотря на пропаганду примерных гайдаровских Тимура и его команды, большей симпатией пользовались как раз их антиподы – Мишка Квакин и Фигура. В те послевоенные годы вся жизнь с раннего утра и до позднего вечера проходила на улицах и в оврагах в различных играх и соревнованиях, о многих из которых теперь даже и не слышали.

Да и по возрасту я уже был для школы переростком. Поэтому при первой возможности я бросал футляр за ворота и бежал гонять мяч, там более что был на своей улице не последней «футбольной звездой». Промаявшись пару лет в музыкалькой школе, я с радостью ее бросил. Наверное, не обладал я талантами того знаменитого Буси Гольдштейна…

Уже где-то в 9—10 классе я заболел джазом и после поступления в БЛХИ начал осваивать кларнет, мечтая стать Арти Шоу или Бенни Гудманом, статьи о которых вычитал в журнале «Америка». Этого журнала не было ни в продаже, ни в подписке. Выписывать его разрешалось только очень доверенным и морально устойчивым товарищам. А так как отец моего друга Митьки Иванова – Дмитрий Порфирьич – был зампредседателя райисполкома, а до того чекистом, ему разрешалось выписывать «Америку». Вот из этого журнала да еще глушеного-переглушеного эфира мы и черпали знания о джазе.

Весь этот джаз

В то время в любой, даже самой маленькой организации была самодеятельность, а уж в институтах каких только самодеятельных кружков не было. Поначалу я ходил в духовой оркестр, а затем мы создали инструментальный квартет. В 1958 году институт приобрел альт-саксофон, который я тоже освоил. Вместе с другими городскими ребятами мы создали довольно примитивненький диксиленд и играли модные в те времена отечественные мелодии и блюзы.

Особой популярностью пользовался «Сан-Луи блюз»:

Сан-Франциско, Лос-Анджелос
Объединились в один колхоз.
В колхозе этом ударный труд,
И даже негры тут все поют.
А если вкалываешь день
Получишь палку за трудодень.
А вечерами, как на заказ,
В избе-читальне играет джаз,
И самогону полным-полно,
И что ни баба – Мерлин Монро.
Колхозный сторож Иван Кузьмич
Загнал кобылу, купил «Москвич».
А председатель Семен Ильич
В защиту мира толкает спич.
Парторг Афоня, прищуря глаз,
На саксофоне лабает джаз…

Конечно, такую крамолу мы пели для себя, а на публике только играли. Оркестрик пользовался успехом у молодежи, и где бы мы ни «играли танцы», народу было битком. А тут еще Вольдемар Коновалов (Вальдон), демобилизовавшись после службы в Германии, привез, пожалуй, первую в городе шестиструнную гитару и пару новых мелодий, одна из которых в его интерпретации звучала как «Бляу-гау». Как потом выяснилось, на самом деле она называлась «Блауауген» – «Голубые глаза», но «Бляу-гау» было как-то пpивычней для нашего уха.

Естественно, не имея постоянного места и состава, оркестрик распался. В это время, где-то в 1959 году, при клубе завода «Дормаш» собрался «биг бенд» (большой оркестр) под руководством Е. Акуленка, и я стал поигрывать там. В этом оркестре я по-настоящему почувствовал прелесть оркестровой музыки и стал задумываться о карьере музыканта, но подошло время окончания института, и я отбыл по назначению в леспромхоз Костромской области. Определили меня мастером в поселок Мостовик. Проработал там недолго, потому что попал в аварию. Кто-то ночью перевел стрелку на узкоколейке в тупик, а тупик не был тупиком в общепринятом на железнодорожном транспорте понятии, просто рельсы заведены в огромную сухостойную березу. Вот в эту березу мы и врезались мотовозом.

Музыканты от станка