Хроники Бальтазара

Он уже давно простился с ними. Ещё, когда окончательно стал таким, когда выбрал свой путь и призвание. Сульга пророчила ему большое будущее, но только, если он не станет слушать голоса в своей голове. Даскан обещал ему военный триумф, но если он будет сдерживать свой гонор. Царица-тьма обещала ему всё, что он только пожелает. А вот Гродерик Черноуст не обещал ничего. Он лишь говорил, что столь могучего некроманта всегда будут презирать и ненавидеть, пока тот жив.

Здесь же его любили. Пусть за деньги, пусть сладостной наигранной ложью, он и так видел в мире достаточно лицемерия, чтобы с ним не слиться. Играть с ними в этот анатомический театр звериной похоти и чудесного многообразия разврата. Выжить можно было, лишь став таким же, как всё вокруг. Без сострадания, без морали, без чести, без угрызений совести и чувства долга. Он был ничем никому не обязан. И даже «служил тьме» лишь в её личной трактовке происходящих событий да их партнёрских отношений, а сам старался держать ту в узде и использовать себе во служение.

И сейчас ему хотелось, чтобы эти мгновения длились вечно. Его покрывали пылкими поцелуями, как божество. Лобызали, как главного красавца города. Окружали вниманием и заботой, словно праздничного идола, приглашённого на мирской пир в свою честь в обличии смертного. И Бальтазара абсолютно не волновало, что где-то там, в других комнатах, происходит то же самое или хотя бы нечто подобное. Как не интересовало и творящееся этажом ниже: новые гости, другие куртизанки, очередной вышвырнутый дворф или всё тот же, вернувшийся, дабы устроить дебош…

Для него существовала только эта комната и эти девчонки, которых он самолично выбрал. Или же это были рекомендации хозяина борделя, того типа в красной бандане. И тот ему внушил эту мысль. В любом случае, жар наслаждения был неописуем, а красоты вокруг удовлетворяли любой изысканный вкус. Он лежал уже на спине, пока женственные пальчики гладили рельеф его торса, колючие щёки, ведь к цирюльнику он так и не заглянул, промытые чистые волосы средней длины. Быть может, их в чёлке, тоже после недавних событий, стоило бы слегка укоротить, дабы в ответственный момент не лезли в глаза…

Как неуёмные умелые наездницы, жрицы любви по очереди седлали его, ублажая своим извивающимся телом, словно по навету Ильдара пытаясь напомнить ему о просьбе насчёт змей. Но на все порождавшиеся ассоциации Бальтазар не поддавался, а старался наслаждаться моментом. Его молодые пальцы мяли упругие девичьи ягодицы, хватали округлую мягкую грудь, скользили по влажным бёдрам и удивительно нежной коже.

Его губы, как и всё тело, ощущали вкус лживых, но приятных поцелуев. Он уже на ощупь мог отличить кто из трёх на нём сладко поёрзывал, ведь все три были разными. Мог даже с закрытыми глазами определить по ощущениям и дыханию, тем более, что наглая «мелкая», с волосами как жемчуг, стырила втихаря несколько виноградин, вкус которых ощущался теперь на её губах и в прикосновениях языка. Мужчина научился различать голоса девиц, но даже не знал их имён. И совершенно не собирался спрашивать. Ни о чём не хотелось думать, никуда не хотелось уходить, и разве что закончившийся на «скелетах» гроздей виноград хоть как-то намекал о прошедшем времени.

– Я принесу ещё, – поцеловав левую щёку, у его уха произнесла смуглая куртизанка.

– Нет, – помотал слегка головой некромант, – не ты. Она, – глянул он на кареглазую молодую девчонку, пока другая с кошачьим зелёным взором скакала сверху на нём в плавных горячих порывах. – У неё задница лучше, – усмехнулся он, желая полюбоваться, как миниатюрная воровка пройдётся перед ним нагишом до двери.

А когда она вернулась с разными фруктами помимо крупного винограда долины, весь круговорот сладострастия закрутился по-новой. Теперь он уже сам после массажа и ласк, набравшись сил, перекусив, опьянев, с разгорячённым молодым сердцем и бурлящей кровью, брал всё под свой контроль, умудряясь смаковать их тела и поочередно, и одновременно, и заставляя их ублажать друг дружку у него на глазах, заводясь ещё больше.

Вязкое клейкое время вокруг будто застывало, переполняясь жаром их дыхания. Комната напоминала больше баню, недаром половину её занимала деревянная кадь в качестве круглой ванны. Никто не смотрел в запотевшие окна, как день сменяется ночью и затем вновь наступает новый багряный рассвет. До красот природы им не было дела, тем более, что любоваться яблоневыми садами, когда плоды их отравлены, уже как-то в полной мере не получилось бы.

Он побывал в них так, как не все мужья бывают с жёнами за десятилетия совместной жизни. А они открывали ему новые грани удовольствия, делясь безудержной фантазией и богатым опытом. Бальтазар всем уделял внимание, слизывал сок спелых плодов с груди и шеи, шлёпал по молодым упругим задницам, пронзал горячо и страстно молодых дев, словно врагов на поле брани, но это было удовольствие совершенно иного рода. Но он точно также ощущал здесь свой триумф и превосходство, что для его гордыни было главным.