Хроники Белого Ворона-5: ПОКА ЛЕТИТ МОНЕТА

Сперва местные рассудили, что пришедший корабль не слишком велик — а значит, недостаточно крут для того, чтобы вести вежливые речи. Потом увидели лучников и начали насмехаться над «оружием трусов и женщин». Вову без доспехов не признали, и решили покидать корявые понты. Подогревало их, видимо, ещё и то, что местных было раз в пять больше чем наших. Дальше разговор скатился и вовсе до уровня «да кто вы такие…», пока барон не положил конец дискуссии, сломав особо бо́рзому рогалику голову. Не самая приятная и вдохновляющая картинка, скажу я вам.

Я потом попросила, и муж мне показал.

Вот из распаляющейся толпы вразвалочку выходит мужик (здоровый такой; вообще, по моим наблюдениям, все вожаки у викингов были здоровенные, и этим они подозрительно напоминали орков вархаммера).

Вова, набычась, задаёт ему вопрос.

Вожак глумливо отвечает, начинает ржать.

В следующую секунду, даже не поднимая своего топора, барон бьёт его в гогочущий хлебальник. Просто кулаком. Без замаха.

Обезглавленное тело падает назад, разлетевшаяся вдребезги голова щедро орошает замершую толпу кровью, мозгами, кусочками лопнувших от удара костей…

Некоторые бирковцы побежали сразу. Некоторые бросились вперёд.

Наши мужики, не настроенные на реверансы, вынули клинки и начали переводить местных в нерабочие состояния.

Дальше центральной площади они не пошли, оперативно допросив тех из валяющихся, кто ещё мог говорить.

Получив необходимую информацию, они загрузились в Рыбку, успев в назидание превратить в щепки дом ярла, большой корабельный сарай и поджечь все драккары, которые стояли у причала.

Спустя пятнадцать минут они притормозили у Линдхольма — чисто для организации корабельно-факельного мероприятия.

Не успел наблюдатель Хедебю прокричать, что он видит чёрные дымы, поднимающиеся над соседним посёлком, как берег слегка вздрогнул — ещё бы, Оссэ же вчера во время нашего феерического прибытия снёс весь причал подчистую! — подводные крылья не дали рыбке подойти вплотную, и барону пришлось добросить до берега свой боевой топор, а потом прыгнуть самому. Остальные наши хотели уже двинуть вплавь, когда от берега к кораблю устремилось несколько рыбацких лодочек. Лодками правили дети. И на берегу стояли дети. Целая толпа детей в серых холщовых одежонках. Рабы.

— Благородная госпожа гостит в хозяйском доме, господин! — торопливо выкрикнула старшая, лет десяти, и сжалась, затряслась, ожидая, видимо, что страшный человек немедленно сожрёт их живьём.

Лодки, подгоняемые магами, торопливо приткнулись к берегу. Мужики мрачно оценивали подготовленную картину.

Дед подошёл к барону, встал рядом, уперев руки в бока, и выразил общую мысль:

— Это ещё что за херня?

— П*доры, бл*дь… Детей вперёд выставили… — только и сказал Вова, и кивнул трясущейся девчонке, — Показывай: где тут хозяйский дом?

ВОЛЬНОМУ — ВОЛЯ!

Я была несказанно рада, что муж пришёл так быстро. Ну не понравились мне скандинавские дома, я же говорила. К тому же, судя по запаху, кроме людей там периодически обитал ещё кто-то типа овец, а может даже кур — и это до конца не истреблялось никакими средствами. Хочу домой. Тёплую ванну, прижаться к мужу и нормально выспаться. И отключить, наконец, внутренний контроль периметра — пусть у Тиредора об этом голова болит! Поэтому глухой удар со стороны пристани и последующее затишье я восприняла как сигнал под кодовым названием «наконец-то!» Девчонки, видимо, тоже, потому что все дружно ломанулись сперва надевать свои лучшие одежды (хрена ль мы их с собой пёрли⁈), а потом — на крыльцо, как раз чтобы увидеть, как по дороге к конунгову дому поднимаются наши прекрасные мужчины. И самый первый — мой! Самый лучший, самый красивый, самый-самый мой родной!

— Солнце моё!!! Как я рада, что ты пришёл!

Вокруг плакали и смеялись эльфийки, Индолен повисла на Андринге с международным криком «Папа!» Дед убедился, что я жива-здорова, и возглавил кольцо охраны. Ванька и Игорь стояли рядом с ним, сжимая свои луки и сурово оглядывая словно вымершие улицы — чисто снайперы.

Муж поцеловал меня осторожно, стараясь не испачкать меня и ребёнка. Расписные они, конечно были по самое не могу: в крови (преимущественно чужой и немного своей), грязи и саже…

— Любимая… Я был готов пустить всю эту шваль на ремни.

Я хмыкнула.

— Знаешь, конунг признал меня и внезапно сделался очень предупредительным…

— Сука он, твой конунг. Детьми прикрылся.

— Ты не злись, милый. Я обещала им заступничество. И… Это я им сказала детей поставить. Иначе ты бы тут устроил, знаю я тебя…

Вовка немного отстранился:

— Зачем?

— Зачем-зачем… Затем, что нельзя убивать всех подряд, наверное? Не знаю. Пожалела?

— Эх, ты…

Я вручила ему спящий кулёк (чё уж там, отмоемся!) и села на лавочку. Похлопала по сиденью рядом.

— Видишь ли, милый… Мы же могли и не ходить. Взять, хотя бы и тупо усыпить их всех. Лечебный сон.

— И шомполами в ухо?

— Ага, — это юмор у нас такой, вы не подумайте.

— Но?..

— Но наша вёльва Индолен чётко сказала, что в нашем будущем нет зла. А ещё…