Хроники Белого Ворона-5: ПОКА ЛЕТИТ МОНЕТА

Пауль поднёс стаканчик ко рту и вдруг увидел, как крупная феминистка, та самая Грета, которая требовала бесплатного провоза листовок, упала лицом вперёд, потом приподнялась на трясущихся руках и поползла на четвереньках. Проводники захохотали, делая странные жесты, как будто обсуждали её выносливость и э-э-э… пригодность для сексуальных утех. Это же харрасмент! Даже абьюзинг! Какой скандал! Когда это вскроется, Карен будет в ярости!

Переводчик подбежал к ползущей девушке. Хоть у кого-то есть сочувствие! Не то что… Феминистка получила такой пинок, что воткнулась лицом в лужайку, захватив ртом травы вместе с землёй…

— Жирная свинья, как же ты меня достала! Твоё счастье, что среди наших покупателей есть любители слоних!

Пауль так и стоял с невыпитым напитком, поднесённым ко рту. Один за другим переселенцы падали на землю, роняя пустые или даже недопитые стаканчики. Что-то ударило его по затылку, и наступила темнота.

Голова болела ужасно. Это было первое ощущение.

Пахло гарью. Второе.

Прочие чувства ворвались, сминая сознание.

Множество голосов кричало, выло и хохотало. Он в аду? Том самом, которого боялся отец. И издевающиеся черти мучают грешников… А он ведь тоже грешник, если верить папе — ужасный! Содомит! Пауль вздрогнул и окончательно пришёл в себя.

О, Господи! Лучше бы он этого не делал! По всей поляне серые проводники насиловали женщин, привязанных ко вбитым в землю кольям. То есть… физиологических женщин, конечно же. Некоторые плакали и кричали, явно веселя насильников. У других во ртах были кляпы, в которых Пауль угадал скомканные глянцевые агитационные листки феминистического объединения. Неподалёку горел костёр из коробок с листовками и каких-то вещей. Пауль узнал свою новую сумку и начавшие плавиться солнцезащитные очки, дёрнулся и закашлялся. Шея была зажата между двумя деревянными досками с выемкой посередине. Ещё две, поменьше, были сделаны по краям для рук.

— Что это? Зачем?

— Ради бога, не тряси! — голос справа был знакомым, Пауль скосил глаза и увидел Питера, не то что бы друга, но хорошего знакомого из общины. Питер был чистым гомосексуалистом — несколько старомодным, строго активным, но довольно симпатичным. Сегодняшняя помада была в том числе ради него. Лицо Питера украшал огромный стремительно чернеющий синяк. Сидел он очень ровно. Питер встретил его взгляд и пояснил:

— Кажется, у меня рука сломана…

— Я не понимаю… — Грета, стоящая на четвереньках, раскорячившись между кольями, выплюнула кляп и завыла. Засаживающий ей в зад серый халат что-то гортанно крикнул. От соседней, потерявшей сознание женщины отклеился насильник и залил лицо воющей феминистки спермой, а затем выхватил плеть и начал охаживать её по широкой спине, оставляя багровые полосы. Второго это опять же не остановило, он продолжал ритмично двигаться, подбадривая криками избивающего.

— Мы теперь рабы, — сквозь зубы пояснил Питер, — Ничего не говори, ничего не спрашивай и не кричи. По каждому минимальному поводу они начинают избивать и издеваться заново. И не смотри на них прямо. Кливу за это яйца отрезали.

— Что?

Что???

— Что слышал.

Пауль скосил глаза в другую сторону. Все мужчины (все модные определения гендеров вдруг как-то вылетели у него из головы) сидели в таких же деревянных оковах, скреплённые между собой длинной толстой цепью. Все без исключения были избиты до крови, у некоторых, кажется, были отрезаны уши или обрублены пальцы, многие плакали.

Это сон? Кошмарный сон?

Или это всё-таки ад?

На ночь каждому из них выдали хороший пинок в промежность — видимо, чтобы ни у кого не возникла глупая идея куда-либо бежать. Женщинам одели такие же колодки и пристегнули к другой цепи. Все они были голые. А утром, когда было ещё темно, всех подняли (мужчин плетью, женщин пинками и тычками) и куда-то погнали по широкой тропе. Небо начало светлеть. Они ковыляли и ковыляли по тёмным буеракам. Прямо впереди показалось солнце. На фоне солнца чётко вырисовывались силуэты лошадок, тянущих три скрипящие телеги, в которых ехали те из серых халатов, которые не были заняты присмотром за рабами.

Пауль не мог думать от ужаса. Время от времени кого-нибудь из женщин отстёгивали от общей цепи, отволакивали в сторону и устраивали показательное групповое изнасилование. Мужчин били. По всякому поводу и без повода. Палками, плетьми, даже цепями… На ногах у него не осталось живого места от кровавых полос. Туфли мешали идти, за это его избили, а туфли выбросили. Теперь он шёл босиком. Непривычные к земле ноги с тонкой после педикюра кожей ныли и кровоточили. Было жарко. Вокруг свежих ран кружились мухи, доводя невозможностью почесаться до исступления. В обед они перешли ручей. Серые халаты напоили лошадей. Рабам пить не разрешили.

Изнасилованиями и избиениями было занято у надсмотрщиков всё время, кроме еды и сна. Ближе к вечеру трансгендер-веган из их колонны начал падать. Его били плетью, потом палками, потом отстегнули от цепи и вывели из строя. И забили. Его били ногами, пока он не перестал шевелиться, и бросили у дороги, так и не сняв колодок.