Хроники былого и грядущего (СИ)

— Кара… — протянул кто-то, но Лин, по тихому голосу этого человека, не смог разобрать кто именно, а когда поднял глаза, то лица всех лордов продолжали оставаться ничего не выражающими.

Люди молчали, но вот слово вновь взял лорд Линдерли.

— Чернь думает о богах по аналогии с человеком и потому поклоняется им в облике богов. Учёные люди думают о богах по аналогии с принципами и потому поклоняются им в облике «любви» или «истины». А мудрые о богах вообще не думают. Они знают, что мысль, которая по природе своей конечна — это насилие по отношению к божественным сущностям, бесконечным по своей природе. Достаточно того, что боги думают о них — так они говорят.

— Мысль чрезвычайно глубока, но… — начал было Лионель.

— «Небесный Клинок» направляется к нам. Все мы знаем, что он не оставит без ответа то, что сделал король Орис. И пусть у нашего монарха находится в руках вся, власть, — Линдерли чуть поморщился, ведь понятно было, что далеко не «вся», — но он хочет выступить против человека, которому поклоняются трое из пяти жителей всей страны! То, как лихорадит, во всех смыслах, нашу армию — есть то, с чем ничего нельзя поделать. Не будьте же, братья мои, столь же близоруки, как щенок на троне! — Лорд вскочил с кресла. — Если он, не знающий иной жизни, кроме дворца, думает, что хватит лишь одного его слова, да умных речей, то ошибается!

— Ты предлагаешь предательство? — вкрадчивым и деланно мягким голосом спросил его Ройс.

Линдерли замялся, не в силах дать ответ.

— Предательство кого? — внезапно присоединился Белмор. — Лично я не был в Королевской Гавани уже более десяти лет. Но вот, получаю сведения, что короля убили, а потом, следом за ним, десницу и мастера над монетой. Разве это было выгодно Моустасу? Очевидно — нет. Ланнистеру? Давайте откровенно, он и так правил страной. Ему, скорее, выгодно было, чтобы толстяк-Роберт продолжал жить и не мешать ему заниматься собственными делами.

— Достаточно правильными, — бросил Редфорт. — Делами, имею в виду. Лично мне нравилось, в какую сторону шли Семь Королевств. Мы полностью отказались от производств Эссоса. Они начали закупать у нас товар, а не мы у них. Крестьяне в моих деревнях, опять же, не голодали последние шесть лет. А это, скажу я вам, показатель.

— Хорошо, — взмахнул руками Ройс. — Давайте откровенно. Что вы предлагаете?

— Говоришь, будто бы за твоей спиной что-то обсуждаем, — проворчал Линдерли. — Нет уж, на ваши рожи, уважаемые, мне надоело смотреть ещё три недели назад.

Лин и ещё пара человек расхохотались.

— Тогда давайте открыто, — Лионель откашлялся. — Думаю, ни для кого не станет секретом, что я поклоняюсь «Небесному Клинку» и нахожу это вполне… приемлемым.

— Тебе повезло, мы заметили, — ехидно произнёс Белмор. — Какую ещё «тайну» ты собираешься нам открыть?

В отличии от остальных, Лин едва сдержал лицо, чтобы не поморщиться. Он, разумеется, знал об этом, но подобное знание не делало рыцаря счастливее. Владелец валирийского меча никогда не доверял фанатикам, хоть «Небесного Клинка», хоть Семерых или какого иного бога. Слишком много набожности. Слишком много самоотречения. Лину всегда казалось, что самопожертвование — это даже не глупость, а сумасшествие.

Он пришёл к такому выводу в юности, ещё до восстания Баратеона, после того как осознал, насколько часто — и насколько радостно — люди вредят себе или даже губят себя во имя веры или сентиментальности. Как будто все прочие получают указания от голоса, которого он сам не слышал — от голоса ниоткуда. Они совершали самоубийства, когда считали себя обесчещенными, продавали себя в долговое или даже обычное рабство, чтобы прокормить детей. Они вели себя так, словно существовало нечто худшее, чем смерть или рабство, словно они не смогут жить, если с другими случится что-то плохое…

Как младший Корбрей ни ломал голову, ему не удалось ни постичь, ни вообразить это чувство. Сам факт существования бога, хоть какого-то, как и священных истин, типа того же «Семиконечного Завета», он понять мог. Даже систему «Рая и Ада», которую выдал, позднее, Арвинд Моустас, Лин вполне себе оценил. Быть может, угроза вечных мук могла послужить толчком для самого абсурдного самопожертвования? Впрочем, этот голос явно исходит из какого-то определенного места. Но тот, другой… заставляющий с безумными глазами вопить в небо, в святой уверенности собственной правоты, заставляющий ненавидеть «еретиков», заставляющий убивать, не важно кого: брата, друга, сына…

Достаточно было пройтись по любой базарной площади и послушать как бродячие апостолы зачитывают свои проповеди, дабы в этом убедиться. Религиозный экстаз от услышанных слов сразу ставил десятки, если не сотни людей, вне зависимости от статуса, на колени.

Те, кто слышал «голос Бога», становился фанатиком. И Лин всерьёз подозревал, что его брат один из таких, хоть и искусно скрывающий это.