Соня беззвучно разрыдалась, складывая письмо обратно в дневник. Ее руки слегка дрожали, пока она доставала из комода снимок, отданный ей Роджером. Ее любимые тетя и дядя. Она смотрела на них с такими сверкающими глазами. Вложив фотокарточку в ежедневник, а его – обратно в полку, чаровница поднялась с кровати. Слегка промокнула веки, подойдя к зеркалу. А затем закружилась. Закружилась по всей комнате, возвращая солнце на свое лицо. Вернувшись к повседневным делам. К выбору наряда. Думая о том, как прихорашивалась София перед приходом Мэттью. И как он делал вид, что она не выглядит лучше, чем обычно, но сам при этом задерживал дыхание. И о том, что Софи прекрасно знала об этом. И Мэтт прекрасно знал, что она знает.
Констанция Браунхол сидела в кресле в своем кабинете, неспешно дочитывая одну из множества книг, покоящихся там. Конкретно эта, кажется, была авторства ее названой дочери – Антуанетты Леруа. Правда, писала она под каким-то диковинным псевдонимом, отчего Конни каждый раз забывала, что это именно ее произведение.
Дверь слегка приоткрылась – Люсиль заглянула в комнату, но мать ее не заметила. Тогда она подождала несколько секунд, любуясь ее силуэтом, а затем едва слышно постучала.
– Да-да? – Конни взволнованно посмотрела на дочь. – Дорогая?
– Можно тебя прервать? – виновато поинтересовалась колдунья.
– Да, конечно. Проходи, – женщина поспешила отложить свое чтиво.
Люси неспешно подошла к собеседнице и села напротив нее.
– Что-то случилось? – бывшая глава комитета поправила плед, закрывающий ее плечи.
Девушка смотрела на нее ласково, немного восхищенно. Глазами, полными любви. Это молчаливое созерцание длилось несколько дольше, чем обычная пауза.
– Люси?
– Прости меня, мам, – наконец-то промолвила она.
Констанция была сбита с толку от такого начала. Она нахмурилась, позволяя своему лбу покрыться еще большим количеством морщинок.
– Мы уже говорили об этом, Люси, – женщина отмахнулась.
– Я знаю, – сейчас колдунья выглядела на свой возраст; не как бунтующий подросток, а как девушка, осознающая ответственность за свои слова и действия. – Но мне нужно сказать это тебе еще раз. Чтобы ты поняла.
– Я понимаю. Все нормально.
– Нет, не нормально! – вдруг расчувствовалась колдунья, роняя слезы на свои колени.
Ее мать невольно вздрогнула, и в ее глазах появилось столько переживания и сочувствия, что от такой резкой перемены замирало сердце.
– Я так злилась на тебя так много лет, хотя ты не сделала ничего плохого, – продолжила девушка, улыбаясь сквозь слезы. – Ты не виновата в том, что тебе пришлось спасать целый мир. И нет ничего плохого в том, что ты стала такой сильной. В том, что люди тебе благодарны. В том, что они восхищаются тобой. Ты никогда не требовала от меня быть такой же…
– Дорогая… – Конни обхватила ее ладонь.
– Ты всегда поддерживала меня. Во всем. Ты любила меня. Несмотря ни на что. Почему мне этого было мало…? – Люсиль вдруг совсем расклеилась.
– Все хорошо, детка, – женщина прижала ее к себе, заботливо гладя по спине. – Ничего страшного.
– Ты всегда была такой железной леди, – хмыкнула колдунья. – Я думала, что никогда не буду достойна носить твою фамилию.
Констанция отстранилась, все еще держа дочь за плечи. В ее взгляде отражалось некоторое беспокойство:
– Это моя вина…
– Нет же, – Люси мотала головой, – я…
– Мне нужно было рассказывать тебе вещи помимо тех, которые ты читала в учебниках по истории.
– Что ты имеешь в виду? – Люси вытерла щеки тыльной стороной ладони.
– Я всего лишь обычный человек, – она пожала плечами. – Всего лишь женщина. Мне было больно, и я совершала ошибки. В книгах не написано, как я скручивалась в калачик и плакала после этого. Как подставляла своих же людей под угрозу. Какие жестокие приказы им давала. Там не рассказано, как на моих глазах умер Гарри Минтвуд – молодой парнишка, в которого я была по уши влюблена, – на глазах женщины проступили слезы. – Мой брат расписан там как самый ужасный злодей своего времени, но я все еще помню, каким он был прежде. И я буду любить его всегда, несмотря ни на что. И буду винить себя за то, что не уберегла его жену, Сильвию.
– Сильвию? – уголки губ девушки едва заметно приподнялись. – Ты никогда не говорила мне ее имя. Люциан… Сильвия… Лю-силь.
Констанция рассмеялась, опуская голову и руки:
– Все верно… А моему племяннику сейчас бы было сорок шесть. И я даже не могу праздновать его день рождения, потому что он так и не родился. А ведь я чувствовала его движения под своей ладонью, – она смотрела куда-то в пустоту, будто бы погружаясь в этот момент. – Это будет преследовать меня вечно.
– Это нормально, мам, – Люси убрала прядь волос ей за ухо. – Ты любила их, и ты потеряла их. Я лишь надеюсь, что когда-нибудь вы встретитесь вновь.
– Встретимся. На мгновение, быть может, – женщина мечтательно кивнула. – Но не со всеми из них я останусь.
– Что? – недоуменно переспросила девушка.