Хроники Черного Отряда

Ворон. Этот человек источает могильный холод. Наверное, у него мертва душа. Трудно выдержать без содроганий его взгляд. И все же Душечка любит Ворона. Бледная, хрупкая, эфемерная, она держит руку на его плече, пока он занят картами, и улыбается ему.

В любой игре, где участвует Одноглазый, Ворон – ценный партнер. Одноглазый жульничает. Но если играет Ворон – никогда.

– Она стоит в Башне и смотрит на север, сцепив на груди изящные кисти рук. Легкий ветерок прокрадывается в окно и теребит полуночный шелк волос. На нежных изгибах щек бриллиантами искрятся слезы.

– Йех-ххоо!

– Ух ты!

– Автора! Автора!

– Да чтоб тебе чушка в скатку нагадила, додик!

Эти типы освистали мои фантазии о Госпоже.

Записки, которые я им прочитал, – моя игра с самим собой. Откуда им знать, а вдруг эти выдумки попали в точку? Госпожу видели только Десять Взятых. Кто знает, какая она – уродливая, прекрасная или?..

– Бриллиантами искрятся слезы, говоришь? – повторяет Одноглазый. – Мне это нравится. Полагаешь, она по тебе сохнет, Костоправ?

– Заткни хлёбало! Я над твоими развлечениями не насмехаюсь.

Вошел Лейтенант, уселся, обвел нас хмурым взглядом. С недавних пор его любимым занятием стало выражение неодобрения.

Приход Лейтенанта означал, что к нам уже направляется Капитан. Эльмо сложил на груди руки и сосредоточился.

Наступила тишина. В зале, словно по волшебству, стали появляться люди.

– Заприте проклятую дверь! – буркнул Одноглазый. – Если все так и будут вваливаться, я себе задницу отморожу. Давай доиграем, Эльмо.

Капитан вошел в зал, занял свое обычное место.

– Мы вас слушаем, сержант.

Капитан не принадлежит к числу самых колоритных братьев, слишком уж он спокоен. Слишком серьезен.

Эльмо положил карты на стол, выровнял стопку, собрался с мыслями. Иногда его одолевает тяга к четкости и точности.

– Сержант?!

– Капитан, Молчун заметил линию постов южнее фермы. Мы зашли с севера. Атаковали после заката. Они пытались разбежаться. Молчун отвлекал Загребущего, пока мы занимались остальными. Их было тридцать. Мы уложили двадцать три. Часто перекликались и предупреждали друг друга – мол, как бы случайно не прикончить нашего шпиона. Загребущему удалось скрыться.

Мы пошли на обман – хотели, чтобы мятежники поверили, будто в их рядах полно соглядатаев. Чем сложнее для противника связь и принятие решений, тем меньше риска для Молчуна, Одноглазого и Гоблина.

Вовремя пущенный слух. Небольшая подтасовка фактов. Намек на подкуп или шантаж. Таково наше лучшее оружие. Мы вступаем в сражение лишь при условии, что противник загнан в мышеловку. По крайней мере, стремимся к этому.

– Вы сразу вернулись в крепость?

– Так точно. Только сперва сожгли ферму и пристройки. Загребущий ловко замел следы.

Капитан уставился на потемневшие от копоти потолочные балки. Тишину нарушал лишь Одноглазый, он похлопывал картами по столу. Капитан опустил взгляд:

– Тогда какого же хрена вы с Молчуном лыбитесь, точно дураки на ярмарке?

– Гордятся тем, что вернулись с пустыми руками, – пробормотал Одноглазый.

Эльмо улыбнулся:

– Ошибаешься.

Молчун запустил лапу под грязную рубаху и вытащил кожаный мешочек, который всегда висит у него на шее. Это колдовской мешочек, он набит всякой экзотической гадостью вроде сушеных ушек летучих мышей или эликсира для вызывания кошмарных снов. На сей раз Молчун извлек сложенную бумажку. Победно взглянув на Одноглазого и Гоблина, он с издевательской медлительностью развернул листок. Даже Капитан не выдержал, встал и подошел к столу.

– Осторожнее! – предупредил Эльмо.

– Да это всего лишь волосы.

Кто-то покачал головой, кто-то хмыкнул, а кто-то усомнился, что Эльмо в своем уме. Но Одноглазый и Гоблин трижды обменялись обалделыми взглядами. Одноглазый от волнения неразборчиво забормотал. Гоблин пискнул пару раз, но что с него взять – он вечно пищит.

– Это его волосы? – произнес наконец Одноглазый. – Точно его?

Эльмо и Молчун излучали самодовольство фартовых конкистадоров.

– Охренеть как точно, – подтвердил Эльмо. – С его собственного кумпола. Старикашка понял, что мы вот-вот схватим его за яйца. Он задал такого стрекача, что шарахнулся башкой о притолоку и оставил клок волос. Я это видел своими глазами, да и Молчун тоже. Уф, и силен же он драпать!

– Парни, ему крышка! – Приплясывая от возбуждения, Гоблин на октаву повысил голос, и без того неотличимый от скрипа ржавой дверной петли. – Считайте, что он уже насажен на мясницкий крюк! На здоровенный такой! А ты что об этом думаешь, жалкий призрак-недомерок? – промяукал он, обращаясь к Одноглазому.

Из ноздрей Одноглазого выскочила стайка крошечных светлячков. Все они оказались справными солдатами и быстро построились в воздухе, образовав светящиеся слова: «Гоблин – педик». Для неграмотных это утверждение дублировалось синхронным жужжанием крылышек.

Но это же неправда. Гоблин – самый что ни на есть гетеросексуал. Просто Одноглазый решил затеять склоку.

Гоблин сделал пасс. Появилась огромная призрачная фигура, напоминающая Душелова, но ростом до потолка. Скрючившись, она наставила на Одноглазого обвиняющий перст. Невесть откуда донесся шепот: