Хроники Червонной Руси

Грустно глянул он на край стола, где в праздничных одеждах сидели знатные русские и греческие жёнки. Вздрогнул невольно Ростиславич, внезапно заметив её …

Таисия смеялась чему-то, разговаривая с соседкой. Затканное жемчугами очелье[146] сверкало у неё на лбу поверх красочного убруса. Белое платье с нарядной вышивкой струилось с плеч, широкие рукава спускались долу. Блестели золотые браслеты, перехватывающие запястья.

Красавица оборвала смех, с неудовольствием заметив, что Володарь неотрывно на неё смотрит. Улучив мгновение, протиснулась Таисия сквозь весёлую толпу, подошла, встала перед ним. Запылали ненавистью глаза цвета южной ночи.

— Не захотел сделать меня княгиней?! Получай теперь! Знай: это я твоих дружинников подговорила, чтобы предали тебя! Я греческим купцам серебро посулила! Бояна спрятала в доме своём! Я и князю Олегу отписала в Константинополь, чтобы приехал и отнял у тебя Тмутаракань! Мой сегодня триумф! А ты — убирайся прочь! Изгой, бродяга! Какой ты князь?! Князёк!

Словно змея шипела над ухом. В улыбке хищного торжества расплывалось исполненное красоты лицо. Не выдержав, гречанка истерично расхохоталась.

Ничего не ответил Володарь вошедшей в раж бешеной фурии. Сдержался, сцепив зубы и стиснув кулаки. В мыслях поблагодарил Бога: охранил Всевышний, дал ему достаточно разума отвергнуть злые чары. И пусть сегодня она отомстила ему, как могла, но после, завтра что будет? Он уедет, а она останется скучать в своём Корчеве, никому не нужная. Наверное, никакой князь или боярин не возьмёт её в жёны, не прельстится увядающей красотой. Почему-то зла на Таисию за её дела не было, в душе царила только жалость.

Не глядя больше в её сторону, Володарь встал со скамьи и, обходя пирующих, подошёл к Олегу.

— Дозволь, князь, нам заутре[147] отъехать, — попросил он. — Нечего нам больше здесь делать.

— Что ж, езжайте. Нагостевались, чай! — захохотал Олег. — Два года гостили!

Володарь хмуро переглянулся с Игоревичем. В сопровождении стражи покинули они весёлое пиршество.

ГЛАВА 20

Последняя ладья причалила к берегу. Позади остался широкий плещущий волной многоводный Днепр. Давно скрылись за туманным окоёмом деревянные строения Олешья — богатого торгового городка в устье, у самого впадения реки в черноморский лиман. Впереди простиралась степь, густо поросшая высохшей под солнцем высокой травой, с шарами перекати-поля, с пылью, древними курганами и сакмами[148], с опасностями и ночами у взметающихся в усыпанное звёздами небо костров.

Посланная Олегом сторожа[149] возвращалась назад. Лишь небольшой отряд оставшихся верными Давиду и Володарю туровских и перемышльских дружинников сопровождал их в дальнейшем пути.

Минул полдень. С реки подул свежий ветерок, становилось не так жарко. Князья приказали устроить на высоком берегу привал, нарядили охрану.

Исчезли из виду ладьи с Олеговыми людьми, тишина воцарилась вокруг. Давид, как только присели они на кошмы в палатке-веже, в очередной раз принялся стонать и жаловаться на судьбу:

— Ты хоть сребришко к матери отвёз. А я?.. Всё отобрали, ироды! Такое дело! Куда топерича податься, ума не приложу! Ох, беден аз, нищ, худ!

Изрядно надоело Володарю выслушивать эти сетования, но он лишь вздыхал и молчал. Сам покуда не знал точно, как быть. Ехать в Перемышль, к братьям? Ну а дальше?

Меж тем Давид внезапно предложил:

— А что, брат, ежели… Такое дело! Приедем мы на Русь, людей соберём, посулим им добычу да нагрянем по весне сюда, в Олешье? Выпотрошим купчишек наших да греческих, добудем сребро, а со сребром не пропадём николи[150]! Наберём ещё ратников, возьмём силою города волынские, коими отцы наши володели!

— Что я, разбойник, купцов грабить? — усмехнулся Володарь.

— Ну да, конечно. Такое дело! У тя-то сребришко тмутараканское сохранено! — проворчал недовольно Игоревич. — И куда ж ты сунешься?

— Сперва, верно, к матери, в Хорватию. Потом, мыслю, угорские родичи помогут чем. Ратников наберу, приду с ними на Волынь. Более покуда ничего придумать не могу.

— Ну а я вот, пожалуй, тако и содею. Пущай хоть вором, хоть татем кличут! Сребро — оно не пахнет! Такое дело! — заявил Давид.

— Поступай, как хочешь. — Володарь пожал плечами. — Разумею тебя.

Снаружи раздались громкие голоса. Отодвинув войлочную занавесь, в вежу просунулась голова Юрия Вышатича.

— Князи! Халдей тамо! Невесть откель взялся! Гляжу, дланью машет кто-то, в лодке рыбацкой! Ну, причалил ко брегу, мокрый весь! Зреть вас хочет!

— Кличь вборзе[151]! — Володарь сразу оживился, подобрался, даже унылое настроение последних дней в одно мгновение ушло. Халдей тут — значит, спасся, ушёл от Олеговых головорезов. Что б там ни было, а сей хазарин — их с Давидом доброхот.

…Отпив очередной глоток золотистого мёда, Халдей с усталой улыбкой начал своё повествование: