Хроники Дао

– Тогда почему бы мне не отпустить самого себя на волю? – вдруг вырвалось у Сайхуна.

– Человек должен иметь цель, убеждение и устремление. Отпустить самого себя – это тоже Дао; но разве это свобода? Снимая с себя всякие ограничения, можно беспощадно уничтожить себя. Стремясь к этому самоотпущению, вы можете почувствовать желание сделать что-либо, но у вас ничего не получится, потому что не хватит способностей. Следовательно, у вас не будет свободы; вот почему я ставлю свободу выше возможности освободиться от всяких рамок.

– Значит, от монастырской жизни никуда не денешься? – спросил Сай-хун.

– Нет, если ты, конечно, хочешь достичь какой-нибудь цели. Если ты не хочешь посвятить свою жизнь только удовлетворению самых низменных инстинктов, тогда ты должен попытаться достигнуть чего-то великого. Если у тебя есть цель, ты с радостью пожертвуешь низменным ради обретения чего-то высшего.

– Тогда получается, что жизнь даоса – это одна большая жертва. Звучит парадоксально, – вмешался Туман В Ущелье.

– Это не только жертва, – напомнил Великий Мастер. – Я не призываю к слепому самоотречению. Если чистый аскетизм не основан на равновесии, он может нанести вред разуму и физическому телу. Вегетарианство без употребления уравновешивающих его тонизирующих трав – неправильно, Безбрачие, не основанное на технике, – безумие. Каким образом достигнуть равновесия? Поиск ответа на этот вопрос и станет проверкой вашего мастерства. Вы должны постоянно спрашивать себя об этом.

Аскетизм служит лишь для реализации вашего потенциала. Жесткая определенность способствует вашему быстрому превращению в особым образом направленную личность. Тогда вы сможете исполнить предназначение своей судьбы; тогда у вас будет возможность помогать другим. И это тоже Дао-Великий Мастер услышал низкий перезвон храмового колокола и закончил занятие. После молитвы ученики разошлись.

Ночной воздух был прохладным и немного влажным. Свежее дыхание деревьев смешива/юсь с запахами мха и хвои. Сайхун молча брел по крытому переходу храма. Промежутки между колоннами делили картину сада на удивительно совершенные пейзажи, наполненные равновесием и поэзией. Юноша зашел в удаленную келью для медитаций и зажег свечу.

Сине-черная волна ночи разом накрыла размытые очертания крыши храма; потускнел пейзаж, ушли звуки. Дневные дела были закончены, все заботы перенесены на следующий день. В стенах священной обители постепенно нарастала тишина. Она воспринималась как нечто нейтральное, как пассивная пустота. Разум Сайхуна выбрасывал короткие искорки, заполняя царившую вокруг неподвижность. Оставались заботы, но переживания ни к чему не приводили. Оставалось одиночество и стремление куда-то, но Сайхун отбросил эти мысли. Оставались всякие планы и просто мысли в голове, к которым он не прислушивался. Все было тихо. Наверное, учителя были правы, говоря о необходимости тишины. Они утверждали, что человек обязательно пробормочет что-нибудь нечистое, богохульное и это отвернет богов от него. Только полная тишина могла дать достаточное спокойствие, чтобы привлечь божественное. Сайхун «отвернулся» от всех своих эмоциональных порывов, внутреннего диалога, даже от того, что он считал своей обязанностью. Он закрылся от воспоминаний, бестолково бродивших внутри сознания: вот он гуляет в дедушкином саду, потом ресторан в Пекине, дальше ночные уроки, улыбка одного из друзей его учителя, бой с врагом… Он полностью отрешился от всяких следов и теней собственной жизни, чтобы заглянуть внутрь себя.

Сайхун размышлял о том, может ли человек ощущать свою собственную судьбу и в состоянии ли он победить намерение, исходящее из высшего источника. Юноша сел и скрестил ноги. Спина автоматически выпрямилась, принимая положение, ставшее привычным за эти годы. Нейтральная темнота кельи сменилась ощущением приятного спокойствия. Внутренний диалог с самим собой уступил место взгляду внутрь. Внутренний взгляд перешел в созерцание. Постепенно его привязанность к событиям дня ослабевала. Созерцание сосредоточилось на мягком ритме приливов и отливов его дыхания. Он обратил внимание на эту пульсацию: показалось даже, что он слышит Шум движущейся крови, слышит, как энергия движется по нервам. Сайхун никак не управлял этим движением. Вскоре он погрузился еще глубже внутрь себя, и осознание проникло за пределы физических функций. То, что корни Духовности находятся в физическом теле, оказалось правдой. Можно было даже сказать, что тело и дух неразделимы. Духовность зарождалась там – среди мягких внутренних полостей, внутрителесной жидкости, вязкой крови, изогнутых вен, зернистых костей и даже презренных продуктов жизнедеятельности.