Хроники Дао

Осень была не за горами. Клены покрылись багрянцем, на высоких пиках появились пока маленькие снежные шапки. Он видел, как на окружающих Хуашань горах первый снег зазолотился в закатных лучах. Он знал, что вскоре ему предстоит подготовиться – когда горы покроются снегом, спуститься вниз будет невозможно. Стоит слегка поскользнуться – и он будет кувыркаться вниз не одну тысячу футов.

Он направился к кухне главного храма. Большая, тесно забитая всякой всячиной комната со свисающими с потолка пучками трав и горшками была едва ли не единственным теплым местом. Повара, обернув свои длинные волосы кусками ткани, спешили приготовить вечернюю трапезу. Некоторые из них стояли лодле громадных котлов: взобравшись на кирпичную приступку печи, они помешивали тушившиеся овощи. Другие быстро жарили клейковину и остальные овощи. Наконец, остальные присматривали за духовыми печами – в горах основной пищей считался хлеб, а не рис. Самые молодые помощники поддерживали огонь, подбрасывая дрова.

В одну руку Сайхун взял плошку с лапшой и овощами, держа в другой фонарь. Сегодня был религиозный праздник, и монахи не ели рыбу. Вечно голодному Сайхуну иногда казалось, что этих празднеств уж слишком много. В этот вечер он хотел вернуться в свою хижину и поесть в одиночестве. Он надеялся возобновить свои попытки через спокойствие и уединение. Почти ежедневно ему казалось, что ответ на вопрос учителя готов; но каждый раз наградой ему были либо мягкая насмешка, либо укоризна.

В лачуге стоял отчаянный холод. Он зажег масляный светильник и сложил дрова в бронзовую жаровню. Уже собравшись заняться едой, он почти с испугом заметил в дверях фигуру Великого Мастера. Сайхун поспешно опустился на колени. Великий Мастер, как всегда облаченный в безупречные черные одежды, легко шагнул внутрь.

Какое-то время старый учитель стоял, не говоря ни слова. Долгие мгновения Сайхун чувствовал, что во всем мире нет вообще никого, кроме него самого. Он вдруг остро пожалел о том, что умер дед. Он так хотел, чтобы Великий Мастер более походил на его дедушку! Тогда в их отношениях было бы больше теплоты и нежности! Однако в храме роли учителя и ученика были строго определены.

Он даже не подозревал, насколько задумался; из забвения его вывел Великий Мастер, который наконец заговорил, прервав долгое молчание.

– Твоя судьба еще не завершилась, – объявил он. – Ты не должен искать ее здесь, в Китае. Отправляйся за океан.

Сайхуна изумила резкость в голосе учителя.

– Но Учитель, все, чего я хочу, – это служить вам, – произнес он.

– Пока что это невозможно. Ты должен выполнить свое предназначение.

– Тогда я выполню его и быстро вернусь обратно, – тут же перебил

– Нет. Назад не возвращайся.

Сайхун молчал.

- Может быть, когда ты вернешься, меня здесь уже не будет, – добавил Великий Мастер.

- Что вы такое говорите? Почему это вас здесь не будет? 

– Не спрашивай! Отправляйся выполнять свое предназначение.,

– Но Учитель! В чем состоит мое задание? – в голосе молодого даоса послышалось отчаяние.

– Вот это ты и должен выяснить, – твердо заявил учитель. – Я знаю и вопрос, и ответ на него. Не возвращайся, пока не сможешь ответить мне. С этими словами Великий Мастер развернулся и вышел.

Прошло несколько секунд, прежде чем Сайхун понял, что он так и сидит ^раскрытым от изумления ртом. Ощутив внезапный порыв ярости, он подхватил плошку с ужином и швырнул ее о стену. Потом гневно вскочил на |(оги и принялся мерить хижину из угла в угол. Сайхун вынул из узла волос серебряную заколку и начал рассматривать ее.

Потом он одним ударом распахнул окно и швырнул серебряную булавку на склон горы.

Глава тридцать первая Китайцы в Питтсбурге

Сайхуи с товарищем стояли на мосту Шестой улицы. Внизу тысячью чернильных блесток переливалась Аллегейни-Ривер. Впереди раскинулся Питтсбург, штат Пенсильвания, – плотное скопление полуразрушенных кирпичных зданий. По выгнутой горбатой спине моста размеренно урчали автомобили, потрясая опоры и забрызгивая грязью свежевыпавший снег. Сопротивляясь мощным порывам ветра, Сайхун встал поустойчивее и сжал двойные ручки хозяйственной сумки, забитой покупками. Даже несмотря на перчатки, ручки прямо врезались в ладонь. Его друг, Сэм Ли, предложил свою помощь, но Сайхун отказался. В тот день они впервые вместе шагали домой после работы.

Худощавому Сэму было за двадцать. Его настоящее китайское имя, Ли Сань, фактически обозначало, что он третий ребенок в семье. Однако эмигрантская община просто переделала его имя на американский манер. Он поплотнее запахнул шарф вокруг шеи.

– Ты давно в Соединенных Штатах? – спросил он.

– Около двух лет, – ответил Сайхун. Шел 1953 год.

– В таком случае, ты уже многое знаешь об этой стране. Сайхун на мгновение задумался.

– Нет, я так до конца и не привык к этому народу. Людей здесь не всегда легко понять. Некоторые относятся к тебе хорошо, как только ты с ними познакомишься; но от большинства можна всякого ожидать. Все здесь… по-другому.

Сайхуну захотелось добавить, что он до сих пор чувствует страх и одиночество.