Хроники Дао

– Да, Бессмертный, – неуверенно пробормотал Сайхун.

– П-с-с-с! Ты даже не понимаешь этого!

– Но это выглядит как-то странно.

– Странно?! – возмущенно проквакал Бессмертная Лягушка. – Странно, говоришь?! Да это моя медитация! Я могу прыгать так высоко и далеко потому, что мое тело наполнено ци\ Я могу сделать свое тело легче воздуха. Потом, я еще медитирую около воды или сидя на деревянном кругу, который плавает по воде. Вода – это мой элемент. Она несет в себе электричество. Тело тоже обладает электричеством. Внешнее электричество пробуждает внутреннее электричество. Понял?

– О да, Бессмертный!

– Ничего ты не понял! – прокричал Бессмертная Лягушка. Сайхун с невинным видом потупил взгляд. Какое-то мгновение бессмертный все еще клокотал от возмущения, потом немного успокоился.

– Что ж, малыш, может быть, однажды я научу тебя чему-нибудь. – Пробормотав эти слова, Бессмертная Лягушка вновь неподвижно замер.

Вскоре после этого Сайхун начал ощущать на себе влияние Бессмертной Лягушки, и Бессмертных Инь и Ян, и Бессмертной Летучей Мыши. Они стали постоянно приходить к нему во сне, разговаривая с мальчиком о сложных вещах, которые Сайхун потом не мог даже вспомнить. Но он чувствовал, что они каким-то образом направляют его жизненный путь. Тогда Сайхун решил поговорить об этом с двумя служками, но те ничего ему не сказали. Сайхун несколько раз подходил с этим вопросом к Великому Мастеру, но тот сразу резко отворачивался и молча уходил прочь.

Глава десятая Поворотная точка

Несмотря на то что отношения между Сайхуном и Великим Мастером стали более близкими и теперь скорее напоминали отношения между дедушкой и внуком, все же для мальчика учитель оставался непререкаемым авторитетом и источником мудрости. Великий Мастер был добр и терпелив, но мог стать также жестким и требовательным. Как и все патриархи в Китае, Великий Мастер держал Сайхуна, что называется, в ежовых рукавицах, направляя каждую ступеньку развития и строго наблюдая, чтобы ничто из потенциала ученика не осталось нетронутым в процессе его роста. Великий Мастер не допускал никаких сомнений в отношении собственного авторитета; точно так же нетерпимо он относился к расспросам об истории его жизни. Он был мастером-даосом, а значит, его личные дела и жизнь не подлежали обсуждению. Великий Мастер ни словом не обмолвился ни о дате, ни о месте своего рождения, ни о том, где он учился, ни о местах, где довелось побывать. Таинственное молчание окутывало даже периодические исчезновения Великого Мастера, когда он вдруг без всякого предупреждения уходил куда-то, иногда на несколько месяцев подряд.

Единственным, что по мнению Сайхуна являлось точным в отношении его учителя, были его слова о том, что он-де вырос и был воспитан здесь, в Хуашань. Как же удивился Сайхун, когда однажды старый монах сообщил ему по секрету, что таинственный «Гунгун» родился совсем не в Хуашань, а пришел сюда из других мест.

В тот раз Сайхун и старый монах работали на храмовой кухне. Сайхун что-то щебетал старику о своем учителе.

– Гунгун говорит, что он с детских лет жил и воспитывался здесь, на горе. А ведь теперь ему девяносто!

– Ш-ш-ш, тихо! – прошептал ему в ответ монах. – Нельзя, чтобы он узнал, что мы говорим тут о нем.

– Но ведь Гунгун далеко-далеко отсюда.

– Нет, нет! Он обязательно узнает! Разве ты не слышал об этом? Великий Мастер знает все и про всех!

Потом старый монах знаком показал Сайхуну на удаленный закуток, где стояли мешки с рисом и висели вязанки овощей и целебных трав. Поняв, мальчик подошел в угол. Взволнованно оглядевшись по сторонам, старый монах склонился к самому уху Сайхуна:

– Никогда не говори учителю о моих словах, но он пришел сюда издалека.

– Издалека? А ты уверен в этом?

– Я был одним из тех мальчиков, которые выросли здесь, в горах Хуашань. Посмотри на меня: я превратился в седого и дряхлого старика. Когда твой учитель пришел сюда, он уже был седым, а мне тогда было только двадцать. Теперь я стал совсем немощным, а твой учитель выглядит все так же. Говорят, что Да Си объездил весь Китай, побывал даже в Индии, на Тибете и в Персии. Никто не знает ничего ни о его жизни даоса, ни о ратных подвигах, но, судя по всему, он не одно десятилетие путешествовал по разным странам. Теперь старый монах говорил так тихо, что его нос почти воткнулся в ухо Сайхуна:

– Запомни: никогда и никому не говори о том, что услышал от меня. Если мои слова дойдут до Великого Мастера, он не на шутку рассердится на меня. 

Когда Сайхуцу исполнилось двенадцать, Великий Мастер пригласил его в свою келью. Три года монашеской жизни в горах Хуашань во многом изменили подростка: теперь он был не такой упрямый и болтливый. Теперь Сайхун был более склонен доверять мудрости своего учителя. Служки всячески поддерживали в юном монахе стремление к учебе и знаниям, напоминая, что он должен использовать любую возможность, чтобы приобщаться к мудрости Великого Мастера. Настало время Сайхуну решительно определиться с направлением своего совершенствования.