Что может быть лучше, чем нежная, еще теплая козья печень, слегка обугленная снаружи и истекающая кровью изнутри? Соль, кетчуп, майонез? Не надо. Ничто не заменит приправу под названием «чувство глубокого удовлетворения от удачно проведенного мошенничества»!
Но в любом раю есть свой дьявол. Нашего зовут Осакат.
– Так ты думаешь, Дебил, что верблюжатники не уйдут отсюда, пока на захватят нашу Гору?
– Если… ням-ням, знают про ваши черные, хрум-хрум… камни. То тогда, чавк-чавк, могут и не уйти…
– Но что же нам тогда делать?
Сволочь. Редкостная сволочь эта Осакат. Вылупила на меня эти свои глазенки и ручки так сложила умоляюще… Весь аппетит отбила…
– Царь Царей Мордуй – великий царь Царей! – привычно свалил я ответственность на начальство. – Он придумает, как победить врагов!
Но глазенки недоверчиво смотрят на меня и чего-то требуют, отбивая аппетит и убивая радость… Да. Это я тут странник, пришел, наврал с три короба и слинял куда подальше. А для Осакат тут родина. И пока я развлекаюсь в мастерских, она, как и все племя, мучительно думает, чего они будут жрать следующей зимой, если их всех не убьют этим летом.
– Ладно. Я поговорю с духами и что-нибудь придумаю, – пришлось пообещать своей мучительнице, тяжко вздохнув.
– Надо взять их человека и спросить… – раздался голос из помойки, когда туда влетел кирпич… В смысле, произнес Лга’нхи, проглотив очередной кусок козлятины. К моему, надо сказать, немалому изумлению, поскольку обычно он в подобные рассуждения не вдавался и хитрых планов не строил.
– Спросили уже один раз… – ответил я на это, передернувшись при воспоминании о своей эпопее с Пивасиком.
– Я возьму их человека, а ты спросишь, – спокойно так предлагает Лга’нхи, всем своим видом показывая, кто тут вояка, а кто болтун.
Ага. Не хватало еще эту дылдину опасности подвергать. Будто тут своих вояк мало. Их племя – им и головы подставлять. Только попробуй этой универсальной затычке на все бочки такое сказать. Как же это можно – его подвиг кому-то другому отдать!
– Надо поговорить с Царем Царей, – нашелся я. – А то он может обидиться. Такие вещи должны делать его воины!
– Да. Ты прав. Надо пойти к Царю Царей и сказать ему.
– Завтра с утра и сходим. А то сейчас он уже спит небось…
– Он еще не спит.
– Откуда ты знаешь?
– Слышно.
Да. Даже я слышал, что на заднем дворе Царя Царей, на ставшей уже очень хорошо знакомой веранде идет очередной совет-пьянка. Или пьянка-совет. В первом случае «политическая элита» Олидики советовалась, делая вид, что пьет. А во втором – бухала, делая вид, что советуется. И подчас отличить один вариант от другого можно было только на следующее утро, измерив степень похмелья. А мне, честно сказать, состояние утреннего отвращения к жизни уже порядком осточертело. Но отказаться от выпивки на пирах, означало обидеть хозяина. Мне на это сразу прозрачно намекнули, едва я попытался пропустить очередной круг. И даже отобрав чашу, выдали здоровенный рог, который пришлось осушать полностью с одного раза… Все это было, конечно, преподнесено как шутка и застольная традиция, но я тонкий намек уловил… Короче, решение о том, в каком виде от него уползут гости, полностью оставалось за Мордуем. Захочет, подаст жиденький морсик, а захочет, какую-то суровую хрень, в которую, как мне кажется, они еще и какую-то наркоту пихают, судя по глючным сновидениям.
Собственно говоря, поэтому я последние дни старался приходить к Мордую по утрам и решать вопросы в деловой обстановке, а не в суровых условиях дружеской пьянки. Но Лга’нхи приспичило идти прямо сейчас.
Пришли… Мы тут уже были завсегдатаями и особого приглашения могли не ждать. Да тут, как я понял, пока все еще было достаточно демократичным, и даже последний крестьянин мог завалиться во дворец Царя Царей, чтобы решить вопрос о новой мотыге или покупке стада овцекоз, не ожидая приемных дней и даже не испрашивая аудиенции за месяц.
Судя по рожам присутствующих, сегодня все-таки был совет-пьянка. Поскольку особого веселья не наблюдалось. Мое пророчество обломало немало надежд и создало множество проблем, поэтому Мордуй попридержал свою забористую дрянь, и аксакалы бухали слабенький «пивной напиток».
Я скромненько прикидывался ветошью, пока Лга’нхи озвучивал свою идею. Концепция взятия языка и допроса пленных показалась присутствующим довольно новой и оригинальной. Что, в общем-то, странно. Мне-то казалось, что местная производственная культура уже вполне созрела для рабского труда. Но, видно, пока еще избыток урожая, выращенного и собранного одним человеком, был недостаточно большим и стабильным, что делало рабство нерентабельным. А на «производстве» трудились сплошь шаманы и уважаемые люди, полные знаний и удивительных секретов, к которым раба подпускать нельзя.
Тут я уже не выдержал, влез в разговор и поспрашивал о банальных вещах, после чего в глазах многих появилась тень догадки, откуда взялось мое прозвище «Дебил». А расспрашивал я своих собеседников о том, как тут они воюют и как живут мирной жизнью.