Для меня, как и для остальных, это было время окончания долгих промозглых дождей и холода, время расцвета, возрождения и радости. Так что, несмотря на жуткую слабость во всем теле, унюхав первые признаки тепла и заслышав трели кузнечиков, я как-то резко воспрял духом и ожил. Это заметила Осакат и в срочном порядке притащила мне взвара каких-то травок. Вкус был довольно неплох, одновременно и освежающим, и согревающим… так что я предпочел не думать о том, что конкретно это лекарство делает – лечит простуду или изгоняет из организма духов с помощью обильного поноса. Неторопливо, как будто продираясь сквозь невидимую вату, присел, голова на несколько минут закружилась, а в глазах померкло. Однако я это преодолел. Огляделся, местность была незнакомая. Рядом шумела не то маленькая речка, не то большой ручей, с двух сторон возвышались холмы, скрывающие наше убежище от ветров, а горы снова превратились в едва заметную полоску на горизонте… Мы опять были в степи. От линии горизонта взгляд возвратился к костру, возле которого опять хлопотала Осакат, растирая зерна и кипятя очередной горшок с лечебным варевом. А чуть в стороне от костра стояло седло с подвешенными к нему тюками и щитом, моя старая жилетка, свернутая в узел, ледоруб-клевец, копье, пояс с кинжалами и топорик. – пленника не было…
Заметив отсутствие пленного, я, естественно, осведомился о его судьбе. Удивительное дело, но беспокоился я не только о себе, опасаясь, что потерял по дороге «обратный билет» и теперь мне «не зачтут подвиг», но и о пленном, чья судьба, оказывается, мне действительно не безразлична: все-таки мы прошли немалый путь вместе. Осакат, говоря полунамеками, дабы не навлечь на себя беду лишним упоминанием «нечистого», сообщила, что пленный остался где-то за холмами, во избежание, так сказать, дальнейшего распространения болезнетворных духов среди широких масс «люди». На мое возражение, что у нас с пленным абсолютно разные симптомы, а значит, никакой эпидемии опасаться не стоит… да и вообще, зачем тогда они притащили в стойбище меня и вещи? Осакат вполне резонно (с ее точки зрения) ответила, что, дескать, я свой, и бросать меня нельзя. А вещи – моя добыча, и распоряжаться ими могу только я, а симптомы – да мало ли как у кого враждебность духов проявляется. Известное дело, духи ведут битвы везде, а побеждают там, где оказываются сильнее… у кого ноги слабые – победят ноги, у кого поясница там али хребет – вдарят по хребту, ну а кто головушкой слаб, тому и без враждебных духов хреново живется.
– Так вы что, его убили? – с искренним огорчением спросил я.
– Нет, – ответила Осакат. – Лга’нхи сказал, что это добыча Дебила, и распоряжаться ею может только он… А то, мол, если его убьет Лга’нхи, то сила пленного перейдет к нему, и получится, что он, Лга’нхи, вроде как чужое взял. А это нехорошо. Но бояться не следует, – успокоила меня она. – Лга’нхи крепко связал супостата и примотал его к вбитым в землю колышкам, так что тот не убежит…
Да уж, с ужасом представил я положение пленного. Весь избитый, явно с поврежденными внутренними органами и сломанными ребрами, смотанный по рукам и ногам, да еще и закрепленный так, что не пошевелиться. Это мучительная пытка пострашнее смерти.
– Так он, наверное, умер? – спросил я у Осакат.
– Да ну, – махнула на меня рукой Осакат. – Он ведь уже мертвец. Только живой. Вчера Лга’нхи, возвращаясь с охоты, потыкал его копьем – он еще стонал.
Потом вернулся Лга’нхи, принес оленя и свежие новости о пленном – на копьетыкательный тест тот и сегодня прореагировал положительно. Однако ведущий специалист Лга’нхи настоятельно рекомендовал мне поберечь здоровье и дать супостату помереть самостоятельно, поскольку я явно только-только одолел в битве своих собственных духов и подселение в мой организм еще и духов вражеского воина может негативно сказаться на моем здоровье. Мое же настоятельное желание поговорить с ним, с его точки зрения, было не более чем пустой блажью Дебила. Впрочем, это ведь моя законная добыча, и кто он, Лга’нхи, такой, чтобы вставать между мной и им?
Так что после диетического обеда, состоящего из оленьей печени и пары чипсин, мы отправились в путь. Идти было не больше километра. Но путь мне этот стоил, наверное, десятка лет жизни. Однако я дошел. Дошел, потому что иначе все эти муки, страхи и лишения последнего времени потеряли бы всякий смысл. Я должен был закончить дело, за которое взялся, и выкачать из пленника хоть немного информации.
Однако то, что я увидел, напрочь убило эти надежды, – мой друг Пивасик лежал смотанный по рукам и ногам, и от него шла вонь испражнений и гниющего мяса… Он точно был не жилец. Удивительно, что он вообще протянул все это время. Все-таки местные – невероятно крепкие ребята. Лга’нхи равнодушно ткнул его тупой стороной копья, для него ведь Пивасик не был «люди», а значит, даже мысль о жалости к нему была смешна. Да и полноценным человеком он, как недавно выяснилось, тоже не был, выводя свою родословную от птиц.