Хроники девятиконечной звезды (СИ)

- Здравствуй, Манька. А то. Батюшка мой сегодня возвращается.

- Добре здоровице, барину. И долгих лет жизни. Дмитрий Иваныч – золотой человек.

- Тебе тоже, всего хорошего.

Юля не смогла сдержать улыбку. Интересно, любят ли они барина на самом деле, или поносят его за спиной? Да ну, вряд ли. Максимум ходили слухи, что он не русский, так как у него шляпа на американский манер, а весь кабинет завешан странными старинными безделушками со всего света. Самым интересным слухом, ходившим среди крестьян, который они передавали только через «тсссс», было то, что у барина есть в подвале химьичецкая лабурахтория, где барин производит даже танамит! Но отец Юли умел правильно креститься, читал Псалтыръ, ходил в баню, а по понятиям крестьян иноземец на это был бы неспособен, поэтому слухи упорно игнорировались большинством.

Девушка вспомнила, как отец когда-то учил её маленькую:

- Запомни раз и навсегда, разница между американцами и русскими – это степень открытости чувств. Русский крестьянин простой, открыто выражает радость, гнев, уныние, злобу, равнодушие. Американец же скрыт и замкнут, на каждое «how are you?» ответит «I am fine». Слабый живёт в депрессии, сильный же учится обманывать и манипулировать другими.

Юля никогда не была в США, но отцу верила.

Тем временем, в деревне вокруг всё шло обычным чередом. Бабы стирали белье, развешивали их сушиться. Некоторые кормили детей, в волю покрикивая на непослушных и запихивая им насильно кашу в рот. Вечером им предстояло кормить ужином мужей, вернувшихся с уборки урожая. Старики покуривали самокрутки, обсуждая как при далеком Ватерлоо, был побеждён злодей Наполеон. Все учтиво здоровались с барыней и желали доброго здравия Дмитрию Иванычу. Ей пришла мысль в голову, что она такая улыбчивая, с белыми зубами, с развевающимися волосами, в ярком голубом платье, для них казалась почти богиней.

Юля свернула с «улочки» изб к ветхой деревенской церквушке, построенной еще при царе Горохе. Дмитрий Иваныч давно строил планы по её реконструкции, но всегда находились дела важнее, и просители шли из господского дома, не солоно хлебавши, уже который год. Рядом с церковью стоял, раскинув свои широкие ветви, пятисотлетний дуб. Юродивый Мишенька в холщовых лохмотьях, как обычно, валялся около дуба и что-то бессвязно причитал. Когда Юля подошла, он стал биться головой о землю.

- Дракон восстанет из преисподней, белка сломает гусли, отцы потеряют сыновей, а нехристи вскроют Тимура! Я то знаю, я то вижу…

- Мишенька успокойся, побереги бедную головушку. Нет здесь никаких белок и драконов…

- Но нехристи же здесь!

Она положила монетку в горшок для подношений, но Миша не унимался. Она посмотрела на его слабоумное лицо. Ей показалось, что его глаза полностью белые. Мелькнула мысль, надо выспаться, чтобы не мерещилась всякая дичь. Бедному юродивому она уже ничем не поможет. Говорили, что при бывшем владельце усадьбе, ныне покойном дворянине Корфе, Мишку взяли из деревни на службу поваренком – помогать толстой кухарке по прозвищу Булка, но отношения их не сложились, и за каждый проступок на мальчика кричали, его били, а в его лицо тыкали селёдкой. Дошло до того, что мальчик, едва обученный грамоте, стал калякать письма на деревню дедушке и бабушке с мольбой забрать его. Но он не знал, что на письме надо указывать адрес. И его мольбы становились лишь поводом для насмешек местных злых почтальонов, у которых даже саней не было. С тех самых пор, Миша окончательно поехал кукухой.

Юля отошла от деревенского юродивого. Сегодня слишком хороший день, чтобы портить себе настроение такой ерундой. Подойдя к двухэтажной помещичьей усадьбе, Юля увидела, что её встречает управляющий, Модест Карлович. Щупленький, хитренький, с длинными усиками медового цвета, которые он приглаживал, когда он нервничал или задумывался. Весьма мутный и неприятный тип, думала про него девушка.

- Доброэ утрё, Юлиа Дмитриэвна!

Слух каждый раз резал его немецкий акцент. Управляющий поклонился.

- Ваш отець говориль, что блакородным барышням, не слэдовать ночью гулять. Очень много разбойников ходить по ночам, очень много зарази, вирюсов, можна подхватить… Ай-ай-ай, Юлиа Дмитриэвна, мнэ бы не хателось бы вас потерять. Очень жаль будэт.

Она уже давно поняла, что он её ненавидит.

- Доброе утро, Мототест Калович, я просто встала очень рано утром и ездила в поля, наблюдала, как там работают крестьяне. О своих крепостных надо заботиться. Я им как вторая мама. Разрешите, пожалуйста, мне пройти, я очень устала, хочется принять ванну.

- Мне позвать слюжанок?

- Скажите им принести только кастрюли с горячей водой. Остальное я сама.

Она зашла в усадьбу и быстро побежала наверх по лестнице, ухватившись за перила. Быстрей, быстрей, подальше от Модеста Карловича. В глаза только как всегда бросилась вешалка на входе с коллекцией ковбойских шляп отца. Коричневые, с украшенными чёрными бантами тульями и широкими полями, потасканные… Это была гордость Индианова, он в них прошагал весь свет.