Хроники Домового. 2019

– А ты, милок, перекинься волком, сгоняй в лес, чай недалече! Да принеси нам зайца, али утку, али яйцо, али смерть Кощееву!

– Бабушка, опять ты про ваши разборки с дедом! Пятьсот лет как в разводе, а все Василиску ему простить не можешь, – попеняла я. – Забудь уже!

– Права ведьма старая, – Лютомир взъерошил пятерней смоляные вихры. – Перекинулся бы. Да не могу. Затем и к тебе пришел, за подмогою.

– Пошто к Тыжгородской ведьме не обратился? Али бешеному волку семь верст не крюк? – подколола бабуся. С юмором она у меня.

– Так она на меня проклятье и наложила!

– Чем же ты ей не угодил?

Лютомир замялся, бросил на меня косой взгляд и залился румянцем, яко красна девица.

– Говори, олух, ежели пришел! – рассердилась бабушка. – За что?

– Больно я ее дочке приглянулся, – потупился оборотень. – А по мне – ничего слаще свободы нет.

– Оставайся тут, – предложила бабушка, – работник ты хороший, нам такие нужны. А волками по лесам пущай другие бегают.

– Очень смешно, – огрызнулся Лютомир. – Это все одно, как тебе, бабушка, предложить простой старушкою век доживать. Без силы колдовской. Я волком родился, волком и жить хочу!

– Вот и славненько, – бабуля потерла сухие ладошки, – волком, так волком! В лес пойдешь, цветок найдешь. Зовется «Ведьмин поцелуй», оттого, что ал и жгуч, и сорвать его может только девица, колдовской силой владеющая. Поэтому Олеська с тобой пойдет.

– Не хочу я с ним в лес! – встряла я.

– Да? А кто новый черенок для метлы-полетайки добудет?

Я вздохнула, губы поджала и отвернулась.

– Олеська тебе цветок в руки отдаст, – продолжила бабушка. – Ты его съешь и волком обернешься. Все. Свободен. А тебя, внученька, я попрошу остаться.

Дверь за Лютомиром захлопнулась, и бабуля обернулась ко мне:

– Вот что, Олеська, нам такого работника вовек не сыскать, и теперь он наш! Да и тебе, гляжу, по сердцу пришелся. Но есть одно условие, и ты должна о нем знать, дабы колдовство подействовало. Когда оборотню цветок передавать будешь, поцелуй лепесток. Парень волком обернется, назад не вернется. Век служить тебе будет, как пес преданный! Слыхала: «В темнице там царевна тужит, а бурый волк ей верно служит…» У тебя черный будет.

– Почему черный?

– А ты масть Лютомирову видала? Сможешь ему даже иногда человеческий облик возвращать. По надобности, – игриво подмигнула бабуля. Вот ведь старая ведьма!

– А нет ли другого способа снять заклятье?

– Конечно, – поморщилась она, – как всегда, выбор есть. Ежели ты не цветок, а самого оборотня поцелуешь, а затем цветок ему отдашь, то парень вновь обретет способность перекидываться.

– А в чем подвох?

– А в том, что как только он перекинется, вовек о тебе не вспомнит. А ты его не забудешь. И никто не знает, доведется ли вам когда-нибудь встретиться.

– Как же быть, бабушка? И так репейник, и этак чертополох!

– Делай как знаешь, – осерчала она, – а в лес ступай. Без метлы у нас все сообщение встанет.

* * *

К полудню мы с Лютомиром рука об руку шагали по дороге в Заморочинскую чащу.

– Где ж искать цветок ведьмин?

– Цветок твой – малая печаль. Я тебе охапку наберу. А вот черенок для метлы посложнее добыть.

– Да чего там, – отмахнулся оборотень, – сломил ветку, навязал прутья – вот и метла!

– Много ты понимаешь! Метелка так устроена: помело – оно как рыбе хвост. Куда повернет, туда и полет. А черенок – силу летучую имеет. Только из ветвей древа Перунова делается. Растет дуб в самой чаще. Под ним и цветы твои. «Поцелуев» там – видимо-невидимо!

– Мне и одного хватит, – и смеясь, сгреб меня в охапку.

– Пусти, окаянный!

– Чересчур ты строгая!

– А с вашим братом по-другому нельзя!

– Нет у меня никакого брата! И ничего меня в Тыжгороде не держит. Расколдуешь – женюсь немедля. Оборотень и ведьма – чем не пара?

– Ешкины метелки! Ты не оборотень, ты – тролль!

– Почему это?

– Знаешь ведь, что ненавижу, когда меня ведьмой кличут! – от злости ногой топнула, пыль дорожную взметнула, а он знай заливается – весело ему.

Размахнулась я, хотела его помелом отходить, и тут он меня в канаву столкнул. Гаркнул: «Хоронись!» И скатился следом. Обхватил, знаком молчать показал. И глаза страшные сделал. Уткнулась я парню в плечо, и слышу, как сердце колотится. А безрукавка горькой полынью и дымом пахнет.

– Какая же ты тоненькая, – прошептал он, – в два обхвата обнять могу!

– Лопата в два обхвата! А ну убери грабли!

Оттолкнула его, ужом из канавы выползла. А он опять смеется.

– Совсем сдурел? Кого испугался? Это ж крестьяне на поле идут.

– Они меня мигом признают – я в безрукавке, мехом наружу, – насупился парень и помелом спину почесал, видать, не раз битую. – А то и тебе за меня достанется!

– Это у вас там в Тыжгороде. А у нас в Заморочье – к оборотням отношение лояльное. Каких только нет: и в безрукавках, и в тулупах, и в погонах. Давай руку!

Вытянула его, отряхнула мех и снова подивилась – до чего парень пригож! Привязала бы к ноге, век не отпускала! И он глядит, зубы скалит, глазами бесстыжими ест!

– Я, пожалуй, останусь в Заморочье. Законы ваши мне по сердцу. Да теперь и личный интерес имеется! – Сказал, будто сердце в меду искупал.

* * *