Детектив Амран работал с Бертранами уже почти два десятилетия, и они еще никогда не ошибались. А потому он достал старенькую Нокию и позвонил капитану.
Алекс ушел, оставив ее во мраке на целое столетие. По крайней мере, так казалось. В окружающей тьме, испытывая жуткие боли во всем теле, Стефания почти теряла рассудок. Она чувствовала, как силы покидали ее, может, она даже пару раз уснула, наверняка сказать сложно. Ее мучили зрительные галлюцинации, шепот, а иногда казалось, что кто-то касался ее во тьме, и тогда она дергалась. Цепи гремели под потолком, руки натягивались от движения, и режущие боли в суставах и мускулах снова испытывали ее болевой порог.
К онемению конечностей добавилась ноющая боль от разрезов на животе. Стефания не знала, насколько они глубокие, но она чувствовала горячие струйки крови, стекающие по ногам, отчего казалось, что разрезал он ее насквозь.
Гребанный извращенец!
Ярость, обида, страх – все смешалось в одну кучу эмоций. Необъяснимую и всепоглощающую. В один момент Стефания могла смеяться над своей глупостью, а в следующий уже реветь от собственной беспомощности. А иной раз вступала в перепалку с самой собой, после которой обязательно утешала проигравшую в споре сторону. А коли за обе стороны она играла сама, то и утешала саму себя.
«Ладно, не плачь. Ничего не изменить. Зато помрешь в кружеве», – говорила Стефания Стефании.
«Да ты хоть видела эти трусы?»
«Конечно видела! Я сама их надевала!»
«И черт тебя дернул выбрать макси-трусы!»
«Они делают линию талии выраженной!»
«Твою выраженную талию скоро порежут на лоскуты!»
«Зато поясница прикрыта! Чуешь, как сзади дует?»
«Да заткнись ты!»
«Цистит – это больно!»
Иногда диалоги тоже растягивались на целую вечность, и Стефания уже и не знала, что хуже: быть запертой в подвале с серийным маньяком или с самой собой.
Снова резко зажглась лампочка. Стефания снова вскрикнула. Эта ее реакция уже начала раздражать ее саму. Да как он это делает? Как так незаметно заходит в подвал? Он гном что ли?
Пока глаза привыкали к свету, уши прислушивались к вороху: Алекс гремел цепями где-то позади нее, и воображение уже подбрасывало новые идеи пыток: избиение цепями? железная дева? растягивание на дыбе?
Алекс встал перед ней.
– Ты приготовила для меня историю? – спросил он. – Я готов поглотить твои грехи.
А потом нежно провел рукой по ее лицу. Стефания дернула головой и тут же пожалела – заныли онемевшие руки.
Алекс улыбнулся.
– Вот видишь? Ты упрямишься, потому что не прошла полный курс дрессировки.
С этими словами он снова вытащил нож и резко вонзил в бок. Стефания заорала. А Алекс продолжал вести ножом вдоль ее ребер уверенно и ровно. Скольких же девушек он замучил, что стал заправским мясником? А может, он не только на женщинах практиковался? Боль захватила каждый атом пространства ее сущности, и она больше не могла ни о чем думать. Весь мир стал болью.
По ногам полились новые горячие ручьи. Стефанию трясло в судороге, из-за которой снова резало запястья, но она ничего не могла поделать с ответной физиологической реакцией на болезненное насилие. Как и не могла убежать от этой боли.
Удовольствие Алекса наконец раскрыло его плотную оболочку. Сквозь лопнувшую скорлупу просочились отрывки из его воспоминаний, которые добавляли страданий Стефании. Она видела, как он свежевал кроликов под руководством отца.
– Пожалуйста, прекрати! Не надо! – кричит она.
Воспоминания и фантазии слились воедино с реальностью, и вот она уже сама лежит на разделочном столе в крови умерших до нее женщин, и ее свежуют также, как и всех их до нее.