В программе вечера был еще один момент. Объявлялся белый танец, и вожатая Людочка приглашала воспитателя первого отряда Сергея Александровича, а воспиталка третьего отряда – старшего пионервожатого Алёшу, Алексея Гудкова, комсомольца и студента-заочника пединститута. Радист Саша обычно говорил в микрофон:
– Объявляется белый танец – дамы приглашают кавалеров!
И смелые девчонки в ответ приглашали тех мальчиков, которые танцевали с ними «Белладонну», демонстрируя таким образом свою симпатию.
Однажды Данька спросил у Пашки:
– Слышь, а чё такое белладонна?
– Трава такая, в наших лугах растет, нанюхаешься – голова будет болеть, Тетя Шура из столовой своей внучке строго-настрого говорила, следи за козой, чтобы она белладонну не ела, а то молоко горькое будет, – не задумываясь, ответил Пашка.
– А почему английский ансамбль про нашу траву поёт?
– Да наркоманы они там все, а песня медленная, грустная, со страданием, мужик поет: «О, белладонна! Ля-ляля, ля-ля…», понял?
– Понял, песня-то про любовь?
– Ну да, он поет, что влюбился так, что башка болит, как от белладонны, а может, он ее с горя нюхает, назло ей, понял?
– Да понял, чего орать-то…
Даньке все больше нравилась Женька, и то, как она одевалась, и как танцевала. Он смотрел, как пацаны из первого отряда танцуют с девочками «Белладонну», как девчонки кладут им руки на плечи, как некоторые пары танцуют совсем близко, а другие на расстоянии. Одни девочки обнимают парней, другие почти висят на шее или прижимаются. «Вообще-е!»
Как правильно и прилично танцевать, Данька никак не мог разобрать. И была еще одна вещь, подумать о которой ему было странно или даже страшно и где-то в глубине души приятно одновременно. Что будет, если случайно коснуться… ну это, как ее, их… Ну, в общем, страшно подумать что. И он боялся, что кто-нибудь заметит и может посмеяться над ним, над его реакцией. Ситуация была нестандартная и совсем новая для него. А вдруг она оскорбится или что-нибудь в этом роде. Он часто видел в кино про любовь, как женщина давала пощечину мужчине, который ее обнимал и потом целовал, а та, в кино, вырывалась и давала ему эту самую пощечину. Потом, в кино, правда, все между ними было хорошо, он ее спасал, и она его сама целовала.
Однако перспектива получить пощечину при всех его как-то напрягала, потому что Пашка, например, мог по этому поводу очень сильно съязвить. Данька был растерян и смущен… или что-то в этом роде. В каком роде, он не знал, но ему казалось, что, когда у него в голове клубятся такие мысли, все смотрят прямо на него и ржут, а чего ржут, непонятно. И девчонки особенно. Он старался не думать обо всем этом, но получалось только хуже, и он стал плохо спать.
Данькин интерес к Светловой не остался тайной для девочек. Но все делали вид, что ничего такого не замечают и не видят. Только этот «Заговор Света» вызывал почти у всех девчонок второго отряда частые приступы неконтролируемого дурацкого смеха, а некоторые из них даже краснели щеками, ушами или веснушками. Была изучена со всех сторон его манера отвечать неопределенно: «Да нет», и за глаза, а спустя некоторое время и в глаза стали называть его «корнет Данет», намекая гусарским званием корнета на его романтическое настроение, а словом «Данет» высмеивали его нерешительность. Данька, конечно же, был поглощен своими мыслями и относил все эти насмешки на счет их глупости. Он делал вид, что с Женькой Светловой они просто товарищи по отряду и для него в ней нет ничего особенного и такого, чего бы не было в остальных девочках. Уже пролетела первая треть смены, но он так и не пригласил ее ни разу на «Белладонну».
И наконец в один прекрасный вечер после теплого вечернего дождичка то ли звезды так встали на ясном июльском небе, то ли напряжение в Великой Пустоте достигло апогея, то ли самой Светловой что-то наконец «показалось». Только когда в этот раз Саша-радист объявлял белый танец, Светлова встала со своего места на лавочке напротив, где она всегда садилась с подружками, а Данька почему-то думал, что он подальше от нее и незаметен, прошла через всю танцплощадку, и подошла прямо к нему, и… Протянула руку! К нему!!!
В этот самый момент, пока она грациозно шла через всю, как ему казалось, пустую, огромную как Вселенная, танцплощадку, словно плывя в космическом пространстве… с ним что-то случилось. Сердце бешено колотилось. Ему показалось, что все, абсолютно все, смотрят на него, и эти взгляды сжигают его заживо. Он на секунду замер в оцепенении, как будто раскрыта его страшная тайна и сейчас его будут судить. И казнят.
«Нужно бежать!» – стрельнуло в голове, и, ни на кого не глядя, Данька вскочил и ломанулся прямо через кусты, бегом в темноту, по направлению к корпусу второго отряда. Очнулся он уже у двери спальной палаты мальчиков, и первая мысль его была: «Что теперь будет?» Но думать об этом уже было слишком невыносимо. Он быстро разделся и лег в постель, укрывшись с головой. Минут через пять за ним в палату вбежал Пашка, а следом вожатая Людочка.
– Дань, Данила, – позвал тихо Пашка, потрогав Даньку за плечо.