Хроники Эринии. Дракон стремится к морю (СИ)

   И рассеялись чары, и разрушилось колдовство. Со звоном упала прямо на тарелку вилка с нанизанным на ней грибочком, полилось на белоснежную скатерть игристое вино, всё за столиками пришло в движение, и движение весьма и весьма оживлённое. И вот уже залихватского вида и самой отчаянной наружности гражданин (даже и не знаю, что именно мешает мне назвать его господином), залпом опрокинув стопочку "беленькой", восклицает во всю силу могучих и развитых лёгких:

   - Твою мать!

   Прорвало плотину. Как по команде, почти одновременно начали вскакивать со своих мест люди, бросаясь, кто куда, но главным образом к дверям, ведущим внутрь дома. Кто-то, наиболее нервный и впечатлительный, бежал к ним со всех ног, кто-то, опытней и осторожней, добирался до неё ползком, прикрывая голову и стараясь не попадать на открытое пространство. Некоторые, по-видимому, самые бесстрашные, укрылись за опрокинутыми столиками, почему-то не принимая в расчёт участь дубового стола у входа на веранду.

   А между тем на площадку обрушилась буря. Хотя нет, ближе к истине будет назвать это канонадой. Несколько дивизионов крупнокалиберной артиллерии повели меткий и всесокрушающий огонь по заранее пристрелянной местности, так что ни один выпущенный ими снаряд не пролетал мимо цели. Споро работали заряжающие, знали прекрасно своё дело наводчики и корректировщики огня, чётко отдавали команду "пли" командиры орудий и батарей. Распускались в небе над верандой изумительно красивые цветы разрывов, и с диким, протяжным воем летела вниз смертоносная шрапнель, круша мебель и дырявя скатерти и салфетки. Сносили всё на своём пути частые залпы картечи, вдребезги разбивая фарфоровую и хрустальную посуду. Опрокидывали, разносили в щепки стулья и столы фугасы и осколочные, рождали всепожирающее пламя врезавшиеся в асфальт зажигательные снаряды. Горе, горе тем, кто понадеялся на скорость и опрометчиво пробовал бежать в этом бушующем море огненных разрывов и хаосе ужасных разрушений. Безжалостно сбивало их с ног, волокло по земле, подбрасывало в воздух и швыряло об стены двухэтажного красивейшего дома. Некоторым, особо удачливым из них, посчастливилось врезаться в окна, и счастливчики эти под жалобный звон разбитого стекла влетали внутрь ресторана в залы, украшенные лиловыми лошадьми, и рождали там панику и ощущение некоторого дискомфорта. Тем же, кто добирался до спасительных дверей ползком, повезло больше. Пусть их и обдало осколками разбитой посуды, заляпало ошмётками блюд и закусок, а также накрыло настоящим ливнем из щепок, серебряных вилок, ножей и ложек, избежали они самого худшего. Но, увы, и им путь к отступлению оказался отрезан. Лежали они без движения на асфальте, прикрыв головы и обречённо ожидая, когда очередной снаряд разорвётся прямо возле них. Что может быть хуже, чем ощущать собственное бессилие и беспомощность?

   Ну а как же те, кто храбро и отважно укрылся за опрокинутыми столами и, похоже, приготовился дать отпор не на шутку разошедшемуся Первому принцу Тьмы?

   Да-да, нашлись среди посетителей ресторана смельчаки, которые поняли, что спасение их заключено лишь в мече, и чья гордая, непокорная натура настоятельно требовала ответить, со всей возможной силой, всеми доступными средствами ответить на жуткий разор, творимый Лионелем ле Грандом. А может, чувствовали они свою персональную ответственность за судьбы менее мужественных и более слабых товарищей и коллег, и поэтому решили вызвать жестокий и всесокрушающий огонь на себя? Кто знает, читатель, кто способен разобраться до конца в тёмных лабиринтах писательской души?

   И вот уже, повинуясь таинственному зову не то совести, не то гражданского долга, не то обыкновенного человеческого достоинства, какая собственно разница. Главное - вот уже держит в руке извлечённый из заплечной кобуры грозный вороненый маузер высоченный бритый мужчина суровой и смелой наружности, умело укрывшийся от снарядов первого принца Тьмы за опрокинутым столом, на котором ещё совсем недавно мирно возлежало деликатесное кушанье из нежного мяса рябчиков и десерт из кругами нарезанных долек большого сочного ананаса. Держит, крепко сжимая рифленую рукоять прославленного оружия, с кривой, не сулящей ничего доброго усмешкой обращаясь к нему - единственному залогу безопасности хозяина и его друзей:

   - Ну что, твоё слово, приятель...