Хроники Фирнберга.(СИ)

— Одной длинной осенней ночью мы разговаривали перед тем как меня забрали на войну, — медленно произнес молодой грифон. — Мы говорили о смертности. Ты знаешь, что у меня не самые приятные воспоминания о драконе. Но теперь я думаю, что тебе обязательно надо познакомится с ним, какой бы он ни был.

— Почему ты сейчас об этом?

— В мире, где существует тоска холодных темных ночей и страх расставания, надо что среди тех, кого любишь был кто-то кто бессмертный. Дракон грубый и не очень хороший, но он может жить долго. Я представляю как может быть страшно когда-то остаться одной и понять, что больше не осталось никого кого ты когда-то знала.

— Опять грустные разговоры… Но странная идея. Бессмертного стоит любить такого как он есть только за то, что он бессмертный.

— Любить смертных больно, ведь и вместе с ними уходит в потустороннее небытие и часть тебя. Бессмертный хорош тем, что его хотя бы не страшно любить.

— От кого ты только такого мрачного философствования набрался…

Драконочка погладила шрам, который чувствовался сквозь мех на плече Авеира. След от зубов того большого дракона. Но теперь молодой грифон понимал, что если бы дракон его тогда не укусил то с кровью не вышел бы яд от стрелы. И пернатого не стало бы еще прошлой осенью.

Но страх от пребывания в плену у дракона временами напоминал о себе.

Молодой грифон помнил чудовищные челюсти, помнил как лежал прижатый могучей мускулистой лапой к полу подземелья, видя снизу бронированную чешуйчатую грудь и брюхо дракона с заметным бугром между задних лап ящера. И ему было не по себе представить, что его сестренка уже сейчас могла бы покориться дракону как самка.

— Я не сомневаюсь, что когда-нибудь достанусь дракону. Мы друг для друга последняя надежда на будущее нашего рода.

— Я тебе не все рассказывал про большого дракона, — хмуро признался грифон.

— Это про то, что дракон поедал тела убитых грифонов там при осаде замка?

— А тебе не страшно? — спросил Авеир.

— Очень страшно, хотя очень хотелось бы его увидеть. Ты мне про него рассказывал, но самой увидеть вблизи так и не удалось.

— Но ведь его поймали.

— Не знаю что еще может случится, всякое в жизни может произойти. Нужно быть ко всему готовой. Он пока еще для меня очень большой, в три раза длиннее. Но наверное я уже сейчас могла бы… я уже взрослая, наверное. Я уже смогла бы снести яйцо. Просто ведь драконы растут еще некоторое время после взросления.

— Я не могу представить, что ты будешь большой и зубастой драконшей. И моя младшенькая сестренка сможет поднять меня за шкирку одной лапой…

— Я всегда была зубастой, — клыки алебастрово блеснули. — Но вот пока еще все равно мерзну зимой… И, наверное нам придется часто спать вместе. А ты все сильнее смущаешься, вот опять уши поджал.

Драконочка погладила Авеира.

— Я все понимаю. Когда тебе ближе к утру снятся приятные соблазнительные сны, то мне это заметно. Но не смущайся. Признайся, ведь когда ты спишь в обнимку со мной тебе они снятся чаще?

Молодой грифон не ответил.

— Большой дракон это моя судьба, но тебя я любила всегда. Я воспитана среди грифонов, вы для меня свои, своего рода. У драконов с грифонами всегда были странные непростые отношения. И я знаю ту историю о другой молоденькой драконочке, которую держали на цепи в одном из западных графств.

— Среди грифонов тоже бывают… негодяи, — хмуро ответил Авеир.

— Не такой он уж был негодяй.

— Он поступал бесчестно, извращенец. — Не так уж давно молодой грифон узнал старую сомнительную историю про драконочку, которую с детства держали на цепи под крыльцом как собаку в одном из союзных западных графств. История вызывала у него противоречивые чувства и некоторый стыд за своего сородича, который вначале обращался с молодой драконой как с животным. Даже бил, но бедняжка все равно тянулась к нему как к единственному знакомому существу, любила потому что больше она никого не знала кроме него. А грифон воспользовался беспомощностью пленницы на цепи.

— Но у них потом все хорошо закончилось, — напомнила драконочка.

— Он ее освободил, я знаю. Но все равно… как-то…

Чешуйчатые лапы легли на плечи Авеира. — ты еще в прошлом году стал считаться взрослым, но чувствуется, что теперь становишься крепче.

— Ну да.

— У нас впереди очень длинная зима, — произнесла драконочка, — которую мы проведем вместе. Я рано или поздно достанусь дракону, но хочу, чтобы первым у меня был грифон. И мне почему-то кажется, что дракон меня поймет.

5

Шлейфы уносимого ветром снега тянулись от мрачных обледеневших вершин, чей белый покров вспарывали чудовищные бивни оскалившегося на небо камня. Некоторые глыбы высокомерно нависали над холодными нагромождениями облаков, другие утопали в нем, а еще ниже продолжалась метель, властвовавшая в бездонных долинах далеко внизу.

Небосвод темнел и становилось холодней. Заунывный вой ветра казался вечной песней о смерти.

Ибо смерть уже напомнила о себе двоим, что остались на небольшом уступе. Она была близко и пришла забрать одного из них.

Погоня завела беглецов далеко в горы.