Крылатый с магистром Таргом прошелся по длинному залу, где в нишах поблескивали доспехи. А над ними возвышались статуи герцогов, которые в далеком прошлом возглавляли орден.
— Может быть еще одна, стыдливо скрываемая, причина по которой Феобальд хочет уничтожить нашу память о долгой истории, — говорил магистр. — Этот чужак чувствует себя ничтожным рядом с чередой великих герцогов былых времен. Все, кто пытаются уничтожить историческую память, желают чтобы история начиналась с них, назвать себя основателем когда все уже было давно создано. Это похоже на воровство. Возвысится за счет стирания прошлого, Но они смутно чувствуют, что когда-нибудь кто-то сотрет память и о них.
И не всегда правители решаются уничтожить память о прошлом полностью. Но когда меняется вера, прошлое стараются стереть основательно, дотла. И объявить что до их прихода все здесь были дикарями.
Магистр вздохнул.
— У грифонов дети рождаются не так часто как у людей. Поэтому мы не так многочисленны. — Сказал Иеракс. — Это с одной стороны, ограничивает нашу численность ибо мы успешные хищники. Но с другой стороны, людей настолько больше, что местами они нас совсем извели. И есть опасение, что мы когда-нибудь совсем исчезнем и останутся только люди.
— Да, численность грифонов почти не увеличилась за последний век. Мы не знаем почему у грифонов дети появляются реже чем у людей. Но наверное дело в самой сути грифонов. Вы настолько странные создания, что рождение каждого из вас в какой-то мере является природным чудом.
— Мы настолько неестественные?
— Я не совсем это хотел сказать. Вы очень даже естественные, настоящие. И нисколько не противоречите природе. Наверное дело в каком-то законе равновесия, который не позволяет столь совершенным существам появляться в большом количестве. И поэтому зачатие у вас происходит гораздо реже, даже если вы посвящаете любви больше времени.
— Уж поверьте, я старался, — улыбнулся Иеракс.
— Южане мечтают завладеть нашими обширными землями. Но правда такова, что они заблуждаются. Точнее, их большинство обманывают. У Фирнберга мало плодородных земель пригодных для выращивания хлеба. Здесь не сможет жить столько народа как на юге. Наша почва — это серая почва северных лесов. И лишь на юго-востоке, в самой населенной части вдоль южной границы и столицы бурая лесная земля. Чернозема у нас очень мало, в отличие от южных королевств.
Мы не земледельческое государство.
Урожаи у нас бывают не каждый год, но мы умеем надежно хранить собранное, у нас лучше ремесленники. Наше оружие лучше, дома старее, но долговечнее и просторнее.
Вдоль южных окраин крестьяне сеют обыкновенную пшеницу, которая даёт на юго-востоке, особенно в окрестностях столицы сравнительно хороший урожай. Но севернее жители отделенных деревень, для которых земледелие не главное, распахивают недалеко от своего жилья лесные полянки для другого злака, сочетающего свойства пшеницы и сорняка пырея. Урожайность у него низкая, собранного с небольших наделов хватает только для собственного пропитания, не для продажи. Но полусорняк весьма живуч, превосходно переносит местный климат, а главное многолетний. Достаточно один раз в несколько лет вспахать землю и засеять поле. Главное, что здесь умеют сохранить добытое.
Многие на юге считают такой образ жизни признаком лености. Но особенность характера жителей герцогства во многом заключается именно в основательности. Ведь здесь даже крестьянские дома пытаются строить так чтобы они пережили столетия, вместо того чтобы каждое новое поколение строило новый дом взамен сгнившего.
Простолюдинам на юге внушают что на захваченных территориях они получат много земли, но тем, кто направляет свою чернь к войне, в Фирнберге интересует другое. Неприступный город, рудники.
Во мне говорит не просто чувство сопричастности к старому величию. Наши враги не жалуют магию и могут не знать особых тайн этого места.
А еще… издавна было что тот, кто контролировал Фирнберг, контролировал весь мир, но не знаю возможно ли это без помощи грифонов. Фирнберг — это сердце нашего мира.
7
Над Нидербергом прояснялось холодное вечернее небо.
Когда подростка вывели на улицу то зимний воздух заставил острее почувствовать, что лицо мокрое от слез. Ветер прижимал к щеке пряди длинных растрепанных волос и Гирольд надеялся что не все видят насколько он отчаянно напуган.
Был благодарен сам себе, что не слишком сильно рыдал в истерике и не долго умолял. Шел сам, не дал себя выволочь силой как скулящее животное.
Совсем недавно Гирольд стоял на коленях в зале где горели камины и слышал невыносимые слова, не в силах поднять взгляд.
Но он не единственный, кто боялся смотреть в лицо разгневанному повелителю. Обитатели замка знали жестокий нрав своего герцога, склонного к необдуманным поступкам, которые потом не исправить. И никто не посмел возражать.
Если он решил изгнать мальчишку, которого не признал своим сыном, то значит так для всех будет лучше. Но все понимали, что это не изгнание, а убийство.